по цовьянову 1 ягодичн

Метод основан на сохранении нормального членорасположения плода. Тем самым предупреждается возникновение таких неблагоприятных осложнений, как запрокидывание ручек и разгибание головки. При нормальном членорасположении ножки вытянуты по длине туловища и прижимают скрещенные ручки к грудной клетке; стопа вытянутой ножки достигает уровня лица и поддерживает сгибание подбородка по направлению к грудной клетке. При пособии по методу Цовьянова такое членорасположение поддерживается посредством того, что ножки прижимают к туловищу, не дают им преждевременно родиться.Сохранение нормального членорасположения чрезвычайно важно и в том отношении, что происходит достаточное расширение родовых путей для рождения последующей головки.(предупрежд запркид ручек и разгиб головки) На уровне грудной клетки объем туловища вместе со скрещенными ручками и вытянутыми ножками значительно больше (в среднем 42 см.) объема головки (32-34 см.), поэтому рождение ее произойдет без препятствий.Как только прорезались ягодицы(в/в атропин), их захватывают руками таким образом, чтобы большие пальцы располагались на прижатых к животу ножках, а остальные пальцы обеих рук - вдоль крестца. Такое расположение рук предупреждает преждевременное выпадание ножек, свисание туловища вниз. Рождающееся туловище направляется вверх, по продолжению оси родового канала. По мере рождения туловища плода руки врача продвигаются по направлению к половой щели роженицы, продолжая осторожно прижимать вытянутые ножки к животу большими пальцами, остальные пальцы рук перемещаются кверху по спине. Надо стремиться к тому, чтобы ножки не выпадали раньше рождения плечевого пояса. При прорезывании плечевого пояса ручки обычно выпадают сами. Если ручки самостоятельно не рождаются, их освобождают следующим простым приемом. Не меняя положения рук, устанавливают плечевой пояс в прямом размере таза и отклоняют туловище плода кзади (книзу). При этом передняя ручка выходит из-под лобковой дуги. Затем туловище поднимают кпереди (кверху) и над промежностью рождается задняя ручка. Одновременно с задней ручкой выпадают ножки (пятки) плода. После этого в глубине половой щели появляются подбородок и рот плода. При сильных потугах головкиа рождается самостоятельно; при этом туловище следует направлять кверху.Если рождение головки задерживается ее освобождают приемом Морисо-Левре-лашапель

---

5часть

Он вздрогнул от прикосновения и открыл глаза, выныривая из полусна. Даниэле провела пальчиком по щеке с синяком, по губе.
— Ты красивый… — сказала тихо-тихо.
Том резко отвернулся, закрыв глаза, всем своим видом демонстрируя ей неприятие.
Она коснулась его лба.
Том плотно сжал губы. Сморщился недовольно.
Даниэле провела по скуле. Совсем как Марино.
Том хотел спросить, уж не поставила ли она себе цель его трахнуть, как ее брат, но вовремя остановился.
— Что я получу взамен?
— Взамен чего?
— Взамен этого дома?
— Свободу и независимость. У меня есть деньги. Не так много, как у твоего брата, но, думаю, достаточно, чтобы ты чувствовала себя независимой в любой другой стране мира.
— Что надо сделать?
— Надо позвонить моему брату и сказать, как меня найти.
— И всё?
— Да. Все остальное он сделает сам.
— Ты знаешь, где находишься?
— Нет.
— Недалеко от Таити. Полинезийские острова. Это двадцать тысяч километров от Европы.
Том в ужасе распахнул глаза.
— ГДЕ?!
Даниэле улыбнулась и кивнула.
Он беспомощно смотрел на девушку. В голове крутилось всего одно слово. Матерное.
— Какие гарантии?
— Только мое слово, — усмехнулся он. — Ничего другого предложить не могу.
— Я хочу миллион евро и большую квартиру с видом на Елисейские поля.
Том прикинул свои финансовые возможности. Нихреново она хочет за один звонок…
— И ты никогда и ни при каких обстоятельствах не будешь трепать о том, что здесь произошло, — выдвинул он свое условие.
— Идет. Брат вернется через три дня. У твоего брата есть на всё про всё меньше семидесяти двух часов. Там мало денег на телефоне, ты уж прости. Думаю, на минуту, может быть, две хватит.
— Как нас найти?
— Полинезийские острова. Наш остров находится в пятидесяти семи милях от Таити на север. Называется остров Святой Марии. Это частные владения. Рядом остров Красной Жемчужины. Пусть по нему ориентируются. У брата здесь три резиденции. Мы в южной. Если твой брат не уложится в это время, вены будем резать вместе, потому что самостоятельно мы отсюда не выберемся, а брат нас не пощадит.
Она протянула ему очень старый и потрепанный телефон.
— Камеры? — несколько удивленно показал Том глазами в сторону.
— Ну… — она поиграла бровками. — Я знаю, где находится волшебная кнопочка и во сколько обедает охрана.
— Сколько человек охраны в доме, — Том начал быстро набирать номер Билла.
— Все уехали с братом. Тут человек пять. В основном мои телохранители и те, кто следит за тобой.
Он нервно барабанил пальцами по коленке, пока два телефона искали друг друга в своем телефонном мире.
Звонок пошел…
Гудок…
Второй…
Тре…
— Алло!!! — завопил брат в трубку. Голос эхом пронесся по проводам.
— Билл!!! — от перенапряжения Том даже не сразу выговорил его имя. Билл!!! Повторил кто-то, точно так же заикаясь. И Том не узнал свой дрожащий голос.
— Том!!! ТОМ!!! ТОМ!!! Где ты?! ГДЕ ТЫ?!! — кричал он. И Том почувствовал, как слезы бегут по щекам Билла. Том увидел, как Билл падает на кровать, не в силах держаться на ногах. Том ощутил, как Билл целует трубку. Прижался к ней щекой, ловя его поцелуй.
— Билл! Слушай!!! Внимательно слушай!!! У меня нет на телефоне денег! Очень мало денег! Записывай!!! Это острова! Это Полинезия! Они притащили меня на Полинезийские острова! Я нахожусь в пятидесяти семи милях к северу от Таити на острове Святой Марии! Это частная территория! Рядом остров Красной Жемчужины! Здесь три дома! Я в южной резиденции! Ты запомнил? Билл!!!
— Да! Я запомнил!
— Билл, еще! Человек, который мне помогает, выдвинул условия — миллион евро и квартиру в Париже на Елисейских полях! Слышишь? Попроси кого-нибудь этим заняться! Ее надо будет забрать вместе со мной, иначе ее убьют! Это девушка! Ее зовут Даниэле! Билл, если вы не уложитесь в семьдесят часов, то меня и ее убьют! Ты слышишь? Нас убьют! Билл, пожалуйста, вытащи нас отсюда! Заклинаю всем святым, вытащи нас отсюда! Я больше не могу, Билл! Я не выдержу! Билл… Если ты опоздаешь… Я звонил месяц назад…
— Я не успел тогда взять трубку, Том! Я не слышал звонка! Я… Ты себе не представляешь, что со мной было… Я чувствовал, что это ты! Номер не определился… Я чуть с ума не сошел, когда понял, что это мог быть ты… Держись, слышишь! Держись там! Поклянись мне, что будешь держаться! Я все для тебя сделаю! Ты только поклянись, что не сдашься!!! Том… Пожалуйста!!! Я всё…
Короткие гудки не позволили Тому услышать окончания фразы.
— Клянусь, — шепнул он. — Клянусь…
Том еще некоторое время прижимал телефон к щеке, касаясь его губами.
— Будет смешно, если я продала свою жизнь за какой-то сраный миллион и не получу его. Я буду молиться, чтобы твой брат успел.
— Давай сразу договоримся. Ничего этого не было. Я болел и капризничал. Ты ухаживала за мной. Мы не общались и тем более никому не звонили. Он проверяет твои телефонные счета?
— Редко. Почти никогда. Мне некуда звонить…
— Если он узнает о звонке, то отказывайся от всего и вали все на меня. Хуже мне уже вряд ли будет. Просто вали все на меня. Я скажу, что украл у тебя телефон, а потом подложил обратно, ты ничего не заметила. Хорошо?
— Да… Но он тебя…
— А это уже не важно. Только бы Билл успел… Он должен. Я его знаю. А доберемся до дома, и ты будешь свободна. Никаких больше Марино, никого… Ты будешь свободна и сможешь начать новую жизнь.
— Надеюсь. Я поставила на кон все. Мне бы не хотелось проиграть.
Том нервничал весь остаток дня. Представлял себе, как Билл войдет в эту комнату, увидит его, голого, в синяках, с растрепанной головой, как Тому будет стыдно и неловко. Билл все поймет. Всё, что с ним произошло. Как он отреагирует? Отвернется? Будет жалеть? Будет сторониться? Одно дело, когда Марино брал его силой, но ведь Том в последнее время сам отдавался, да еще как, с такими стонами и ухищрениями! Он за последние месяцы так поднатаскался в искусстве однополой любви, что может лекции порноартистам читать, как лучше выгибаться, подставляться и раздвигать ноги, чтобы получить максимум удовольствия от процесса. Если Билл об этом узнает, он с ним здороваться перестанет, он с их квартиры съедет, он на сцену с ним не выйдет… Он представил, как подробности будут смаковаться в газетах, как над ним будут издеваться коллеги по работе, а Густав и Георг будут относиться подчеркнуто пренебрежительно. А любимые фанаты обязательно выкинут на концерте какой-нибудь трюк, напомнив ему об этих нескольких месяцах фактически сексуального рабства у мужчины. И все вокруг будут считать его голубым, даже если он больше никогда в жизни не вступит в однополые отношения. А для мамы это будет ударом. В своих фантазиях он зашел так далеко, что похоронил и бабушку с дедушкой, которые узнали, что их ненаглядный Томми гей, и тут же умерли от разрыва сердца. Том спрятал лицо в коленях. Что же делать? Нет, лучше сейчас не думать об этом. Сейчас, главное, дождаться брата. Он придет. В черной военной форме. В бронежилете. В очках. Волосы в хвостик, а на голове каска. А за его спиной будет стоять спецназ. Да, спецназ, обязательно тоже во всем черном и в бронежилетах. Том мысленно бросался ему на шею, и они крепко обнимались. И весь этот кошмар кончался. Больше не надо будет вздрагивать по ночам от малейшего шороха, засыпать и бояться, что кто-то может войти и избить или изнасиловать. Он будет много гулять. Да, он обязательно будет много гулять. Дышать воздухом. Носиться босиком по лужам и под дождем. А еще они пойдут в бар, и там Том напьется до невменяемого состояния. Он будет танцевать и веселиться. Он соблазнит девчонку и проведет с ней ночь. Нет! Двух девчонок! Да! Двух! И он будет курить! Черт! Как же ему хочется курить! И пить! Билл, ты только не опоздай… Только успей… Жить так хорошо…
Ему снился Билл. Снилось, как они ездили к бабушке и дедушке, чтобы похвастаться своими успехами. Показывали им первый диск и скакали вокруг. Дедушка смеялся и трепал младшего по кудлатой голове. Билл злился, а Том заливался, прижимаясь к бабушке. Домой… Он так хочет домой… «Держись, слышишь… — шептал ему кто-то во сне. — Держись… Поклянись, что будешь держаться… Я все для тебя сделаю… Ты только поклянись, что не сдашься… Поклянись… Не сдашься…»
— Клянусь…— пробормотал он, просыпаясь. — Клянусь…
Даниэле переставляла еду с подноса на прикроватный столик.
— У тебя опять поднялась температура? — она потрогала его лоб. — Вроде бы нет… Кошмар приснился?
— Скорее, наоборот, — Том смахнул пот со лба. — Позавтракаешь со мной?
— Спасибо, я уже обедала.
— А я заснул только под утро…
— Боишься?
— Нет… — он сел. — Я не за себя боюсь, за Билла. Всю ночь думал, что было бы, если бы он пропал, я бы его искал, не мог найти, а потом он позвонил бы мне с другого конца земли и сказал: «Или ты спасешь меня, или я погибну. У тебя всего два дня». А вдруг я не смогу его спасти, вдруг опоздаю? Может быть даже не на несколько часов опоздаю, а на несколько минут… Вдруг он умрет на моих руках с моим именем на губах?.. Я бы не пережил этого…
— Говорят, близнецы чувствуют друг друга на расстоянии. Это правда?
— Да… Мы всегда были с ним вместе. Вообще всегда. Я начинаю фразу, он заканчивает. Мне не надо говорить, чтобы он меня понял, достаточно посмотреть. А ему достаточно посмотреть на меня…
— Думаешь, он знает, что с тобой происходит?
— Знает… И если со мной что-то случится, он погибнет один.
— А я не хочу погибать. Я хочу жить. Жить далеко отсюда. Не бояться. Любить того, кого бы мне хотелось… Хочу гулять по парижским улочкам, потрогать Эйфелеву башню. Ты был в Париже?
— Много раз. Мы собирали там самый большой концертный зал. Фанатки стояли в нескольких метрах от сцены, оголяли сиськи, бросали лифчики и трусики на сцену. Игрушки… Писали плакаты… А я дразнил их со сцены… Выбирал самую симпатичную, и строил ей глазки весь концерт… Я жил… Я жил в самом пафосном отеле Парижа, там в холе камин и подают вкусный чай, а еще обалденные маленькие пирожные. Я хочу домой. Хочу к маме и папе. Хочу к брату. Хочу обратно на сцену. Слышать визг толпы. Отрываться на гитаре… Я хочу жить… Я очень хочу жить…
— Он найдет нас, — Даниэле коснулась его руки и заглянула в глаза. — Обязательно найдет. И мы с тобой будем гулять по Парижу…
— …И я покажу тебе самый крутой ночной клуб этого города.
— И мы будем отрываться там до самого утра?
— А потом встретим рассвет на самом верху Эйфелевой башни, — он грустно улыбнулся.
Часы тянулись невыносимо долго. Солнце замерло на месте и отказывалось катиться за горизонт. Том прикидывал, сколько брату понадобиться времени, чтобы попасть сюда. Итак, он позвонил вчера после обеда. Если Билл его искал, то должны быть какие-то связи и наработки. Значит, он передаст все сведенья специально обученным людям. Те свяжутся с посольством. Те, в свою очередь, с внутренними органами и спецслужбами. Еще день вычеркиваем. То есть завтра-послезавтра они будут в этом доме. Марино приедет… Послезавтра… Твою мать… Стоп! Без паники! Если Даниэле ничего ему не скажет, если Марино не сразу просмотрит записи, то опасаться беды в ближайший день не стоит. А там, глядишь, и наши подтянутся. Главное, быть с ним естественным, радоваться и ластиться. Ему нравится. Марино любит, когда Том от желания из штанов, образно говоря, выпрыгивает. Господи, скоро этот кошмар кончится… Скоро всё закончится. Станет страшным сном. Он будет свободен. Надо немного потерпеть. Просто немного потерпеть. Он не сдастся. Он потерпит. Билл, ты только успей. Пожалуйста, ты только успей… Два дня… Билл, пожалуйста…
Его кто-то ласково гладил по спине. Том сонно улыбнулся и ткнулся в чье-то плечо. Потянулся и снова свернулся калачиком, натянув простыню повыше к груди. Блин, из-за этой Даниэле приходится все время контролировать ее местоположение. Как ни крути, а светиться перед ней голышом не хочется… Хотя Тома Каулитца во всех подробностях в этом доме, наверное, не видел только слепой. Хочется верить, что Марино не выкладывает ролики в Интернет — это было бы печально. Губ коснулись губы. Том чуть приоткрыл рот, впуская чужой язык, лениво ответил на поцелуй. Потом проснулся разум, который сообщил следующее: а) Марино вернется только через сутки, б) если Марино нет, то что это за херня и в) какого, собственно, черта!!! Том завопил и отпрянул, от страха едва не свалившись с кровати.
— Доброе утро, малыш.
Он не сразу справился с эмоциями. Откинулся на подушку и закрыл глаза, расслабленно выдохнув.
Дьявол! Дьявол!! Дьявол!!!
Заставил себя улыбнуться.
— Я не ждал тебя сегодня.
— Я понял, — хмыкнул Марино, опускаясь рядом.
Том придвинулся к нему поближе и чмокнул в подбородок.
— Но я все равно рад тебе.
— Скажи еще, что ты скучал, — усмехнулся мужчина.
— Скучал, — Том опять его чмокнул. В нос.
— Ночей не спал…
— Не спал, — чмок в щеку.
— Все мысли обо мне были…
— Были, — в другую.
— Бесишь!
— Бешу… — автоматом повторил он… и хихикнул. — Как ты съездил?
— Отвратительно.
— И ты спешил специально ко мне?
— А ты ждал?
— Ждал.
— И скучал?
— И ночей не спал тоже, — Том распластался у него на груди, влюбленным взглядом рассматривая усталое, небритое лицо. В мозгу колотилось всего одно слово: «Билл!!!»
— Как ты тут без меня?
— Как обычно. Ел, спал, смотрел в окно. Температура скакала. А так все нормально. Врач не говорил, что с моим организмом? Мне кажется, это не нормально.
— Говорил. Он сказал, что это стресс. Тебе нужна смена обстановки, отдых и какая-то эмоциональная встряска. Собственно, я все это тебе обеспечил. Так что ты обязан вылезти из своего стрессового состояния и стать паинькой.
Том сильно напрягся внутри, внешне оставаясь абсолютно спокойным, продолжая поглаживать его по щеке. Что значит смена обстановки, отдых и эмоциональная встряска?
— О чем ты задумался? — спросил Марино.
Он взял себя в руки и промырчал:
— Сколько времени у меня есть…
— У тебя нет времени…
Том удивленно приподнялся на локтях, хлопнул ресничками. Внутри все сжалось — всё… Он слишком хорошо знал эту интонацию. Билл! Ты опоздал…
— Ты уже уходишь? — надул он губы. — А я думал, что мы поваляемся… пообнимаемся… поласкаемся… Я соскучился…
Надо выруливать как-то. Надо срочно начинать приставать к нему. Не надо в подвал! Нет! Только не это! Билл! Билл!!!
— Не отпущу! — оседлал его Том.
Марино нехорошо скривился.
— Все подождут! Я соскучился. Я хочу тебя! Повернись на спину. Хочу сделать тебе массаж. Хочу, чтобы тебе было хорошо, — Том завис над ним и провел дредами по груди и животу.
— Сделай лучше минет, — устало попросил он.
— Потом. Сначала массаж. Ты напряжен. Мне это не нравится. Так ты будешь грубым. А я хочу, чтобы тебе было хорошо. Потому что когда тебе хорошо, то и меня ты не обижаешь.
— Ах ты, сука расчетливая, — ухватил его Марино за волосы и дернул на себя. Том рухнул на него, зашикал от боли. — Ласки хочешь?
— Хочу.
— А ты ее заслужил? — он резко перевернул их, оказавшись сверху.
Том не стал отвечать, просто расслабился, став безвольной куклой в его руках. Как же не хочется в подвал… Его опять порвут сегодня, да?.. Жестко отдерут… Как надоело…
— Не слышу, что ты там бормочешь! — рявкнул Марино.
Том отвернулся:
— С тобой нельзя по-хорошему. Я ждал тебя и скучал, а ты… Скотина и та ласковей. Хочешь поиздеваться? Вперед! — он раздвинул ноги. — Я в этом не участвую.
Марино рассмеялся.
— Глупый мальчик, — поцеловал его в шею. — Вот стоит рыкнуть на него разок, как он тут же иголки свои выпускает. Обними меня.
Том обхватил его руками и ногами.
— Хочешь ласково и нежно?
Кивнул.
— Тогда имей ввиду, я голодный, и живым ты от меня сегодня не уйдешь.
— Я тоже голодный, — прилип к его губам Том. Господи, как самому себе в глаза-то потом смотреть.
То, что Марино соскучился, Том понял сразу. Он обошелся без долгих прелюдий, быстренько его растянул и трахал долго и со вкусом, часто меняя позы. В комнате не осталось ни одного места, где бы он его не взял. Подоконник, кресло, упор на спинку кровати, около стены. Сидя, стоя, лежа, сверху, снизу. Том кончил много раз. У него уже зверски болел и горел зад. Последние два раза он старался не шевелиться под ним, максимально сгладив угол вхождения. Он примерно знал, как довести Марино до оргазма побыстрее, но из-за того, что тот несколько раз кончил, последние разы быстро кончить не получалось. И Том художественно стонал уже не от удовольствия, а от неприятной, тянущей боли. Марино же был неутомим. Но самое трудное было не вытерпеть это все, а изобразить страсть и держать лицо, не думать о том, что в любой момент может открыться дверь и войдет брат. И вот тогда будет кошмар и ужас. А если Билл уже в доме? Если он наблюдает в мониторы, как Марино его трахает, как он сам прыгает на мужчине сверху без всякого принуждения, явно получая удовольствие, дополнительно самоудовлетворяясь руками. А вдруг сейчас Билл, увидев все это, разворачивается и уходит, оставив его на растерзание Марино? Том чуть не разревелся от этой мысли, свалился с Марино, вытянулся и тихо сообщил:
— Не могу больше. Сил нет.
— Ну, стоп! Так не пойдет. Мальчик сдох что ли? Давай-ка я тебе помогу и сам кончу, а то как-то не по-людски со стояками ходить.
— Марино, мне уже очень больно. Я не смогу кончить. Если хочешь…
— А что же ты раньше не сказал? — удивился он.
— Хотел сделать тебе приятное, — соврал Том.
— Не страшно. Хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, — Марино сгреб его в охапку. Том благодарно улыбнулся, обнимая его. — Вообще ты мне сегодня не нравишься. Такое чувство, что думаешь о чем-то, совсем мне не рад. Я даже не верю всем твоим преданным взглядам.
— Я чувствую себя как-то не важно, — тихо произнес Том. — Не знаю.
— Может, что-то произошло, о чем я должен знать?
— Да что у меня произойти может? — хмыкнул он. — Вчера вот зубную щетку уронил. Руки дрожали весь день… Вот и все события моей жизни.
— Странно… — Марино принялся гладить его по мокрой спине, иногда целуя в макушку или лоб. — Как с братом пообщался?
Внутри все взорвалось. Внешне он лишь пожал плечами и спокойно отозвался:
— Ты же знаешь, что никак. Он не взял трубку. Может, не успел. Может, еще что-то… Зато вот последствия до сих пор расхлебываю. Спасибо тебе за это.
— Ну, надо было просто попросить, — приподнял Марино уголки губ. — Но я не об этом. Я о позавчера.
— А что было позавчера? — Том водил пальцами по его боку, пытаясь для себя ответить всего на два вопроса: что Марино знает и что с Даниэле?
— Странно, что ты уже забыл, при условии, что ярких событий в твоей жизни, действительно, не очень много.
— Мне кажется, ты что-то путаешь, — продолжал настаивать на своем Том.
— Малыш, ничего в этом доме не происходит без моего разрешения. Ты хочешь быть наказан за вранье?
Том не придумал ничего умнее, чем полезть целоваться. Так у него будет хоть сколько-то времени обдумать ответ.
— Что? Уже все прошло, и ты опять хочешь? — удивленно покосился на него Марино, отвечая на поцелуй и ласково поглаживая по спине и пояснице.
Что он знает? Что он знает?!! ЧТО ОН ЗНАЕТ?!! Даниэле сказала что-то брату? Он что-нибудь сделал Даниэле? Господи, во что он втянул эту девушку? Жила себе тут и жила, а он так ее подставил! За себя он не беспокоился. Он был готов ко всему, но вот невинная девушка… Дьявол! Как можно быть таким идиотом и втягивать в свои игры посторонних людей?! И он не сказал Биллу, что Марино может спрятать его в подвале… Боже… Марино убьет и его, и Билла, и Даниэле… Марино сейчас просто наслаждается им. В последний раз. Да, в последний раз. А потом начнется… Билл… Боже… Прости, что так подвел тебя…
— Том, да что с тобой? — оттолкнул его мужчина. — Такое чувство, что у тебя истерика.
Том уткнулся носом в подушку. Он, действительно, сейчас ведет себя неадекватно.
— Черт, ладно, похоже, ты до такой степени не ждал меня сегодня, что не успел настроиться на правильное поведение. Я пойду за завтраком, а ты тут, давай, переключайся на нужную программу.
Когда Марино ушел, Том пошлепал в ванную. Задница болела даже сильней, чем он предполагал. По внутренней стороне бедер стекала сперма. Слава богу, Марино был сегодня аккуратным и не порвал его. Хотя еще не вечер. Так, на повестке дня два вопроса: что с девушкой и что знает Марино? Марино, похоже, знает о звонке. Если он знает о звонке, то почему так спокойно себя ведет? Что Марино знает о звонке? Знает ли он, что Том объяснил брату, как их с Даниэле найти? Если он знает о звонке и ведет себя настолько спокойно, то… Нет… Думать о том, что Даниэле могла предать, не хотелось. Мать его! В этой жизни просто не может быть настолько все плохо! Том пытался вспомнить, как Даниэле вела себя вначале и потом в конце. Она попросила заплатить за его свободу. Том согласился. Цена очень большая. Но жизнь стоит дороже. Неужели звонок сделан с подачи Марино? С чего бы ему быть таким щедрым? Нет, это сумасшествие. Марино держит его в полной изоляции от мира, по какой причине он вдруг должен разрешить ему позвонить домой? Дьявол! Что он там говорил про смену обстановки и эмоциональную встряску? Фигня какая-то полная выходит! Ничего не понятно! Боже! А если он хочет заманить сюда Билла? Том побледнел и пошатнулся. Если они хотят поймать Билла и сделать с ним тоже самое?! Нет! Нет! Надо узнать, где Даниэле и что с ней!
Том посмотрел на смятые простыни. Та, которой он укрывался, валялась на полу. Та, на которой он спал, была в белых, местами еще влажных пятнах. Сколько же раз он кончил за утро? Раз пять или шесть… Может быть семь… Марино… Поменьше… Он никогда в жизни так с девушками не развлекался. А Марино, похоже, нажрался чего-то, потому что Том впервые видел, чтобы кто-то кончал и через пять-семь минут его член был вновь готов к труду и обороне. И так на протяжении нескольких часов. Радует только то, что Марино заботился о нем, делал все аккуратно, иначе бы Том еще очень долго воспринимал секс с отвращением. Надо будет спросить о Даниэле. Марино, конечно, не ответит, но вдруг… Блин, вот он всех подставил! Идиот! Не надо было втягивать девушку в свои грязные игры, но как тогда было позвонить брату?
Он кое-как пристроил зад на подоконнике, подложив подушку. Что же так больно-то… Странная ситуация. Вроде бы с возвращением Марино все вернулось на круги своя. Но с другой стороны все изменилось. Сейчас его жизнь висит на волоске и зависит от Даниэле и Билла. Если за неудавшийся звонок Марино его чуть не убил, то за удавшийся — снимет с него шкуру живьем? Что он все-таки знает? Блефовал? Тыкал пальцем в небо? А ничего он не знает! Да! Именно так. Потому что, если бы Марино знал об их сговоре с Даниэле, то уже давно бы они висели в подвале на цепях как минимум для начала. Ничего он не знает!
Марино вошел с подносом, сияя как отполированный медяк. Поставил перед ним еду и сладко поцеловал в губы.
— Как мой малыш? Сильно болит? — он ласково потрепал его по голове.
— Бывало гораздо хуже, — вздохнул Том.
— Ну, ты не всегда хорошо себя ведешь. Врешь вот, например, как сегодня. Я, кстати, привез тебе книгу, как ты просил. — Марино кинул на кровать толстенную книжку. — Квантовая физика.
Том подавился.
— Ты, правда, притащил мне квантовую физику?
— Да, — как ни в чем не бывало, отозвался он. — 483 страницы на чистейшем немецком языке. Полдня в Интернете искал. У нас такое дерьмо просто не выпускают. А зачем тебе она?
— Я вообще-то пошутил… Нет, ты серьезно купил мне квантовую физику?
— Ты же просил…
— Марино, почему, когда я серьезно прошу отпустить меня, ты меня не отпускаешь, а когда я в шутку прошу какую-то фигню, ты обязательно исполняешь мое желание?
— Все дело в желаниях, малыш, — он обнял его. — Все дело в желаниях. Знаешь, какое желание у меня на этот вечер и ночь?
— Догадываюсь…
Марино вел себя странно. Был слишком ласков.
Когда Том поел, он отставил посуду, взял его на руки и перенес на постель.
— Я знаю, что тебе больно, но, прости, не могу терпеть, — зацеловывал он его. — Один раз, хорошо? Я буду очень аккуратен.
Том просто не смог отказать. Точнее, не посмел. Леший с ним, он потерпит. Что с Марино? Почему он так себя ведет?
Марино тщательно его растянул (хотя этого по большому счету особо и не требовалось после предыдущих раз), предварительно покрыв тело поцелуями, вошел аккуратно, двигался осторожно, постоянно задевая простату, от чего Том выгибался и постанывал. Потом он его гладил. Еще чуть-чуть и Том готов был поверить, что Марино по нему соскучился. И то правда, сколько он его не трогал? Четыре дня… Четыре дня, один из которых был самым счастливым за последние месяцы. И ночь тоже… Пока он верил. Пока он ждал.
Марино улыбался, разглядывая его лицо, кончиком дреды промокая выступивший на лбу пот. Том не шевелился, так и лежал с лицом, на котором нельзя угадать ни одной эмоции, лишь блаженная улыбка тронула губы — специально для Марино. Скоро придет Билл. Он потерпит. Он все вытерпит, лишь бы знать, что все не напрасно, что брат близко, что вот-вот он появится. Интересно, сколько надо потерпеть? День? Два? А потом Билл заберет его домой. Он уткнется ему носом в плечо, крепко обнимет и не отпустит от себя никуда. Знать бы сколько надо потерпеть… Все скоро закончится. Да. Все скоро закончится.
— Ты очень красивый, когда вот так загадочно улыбаешься. О чем ты думаешь?
Том вздрогнул, словно его ущипнули.
— Ни о чем…
— А все же?
— О море, — соврал Том, стараясь еще раз улыбнуться. На этот раз мечтательно. — Я давно не плавал в море. А оно вот под окнами плещется… Марино, обещай мне, что мы с тобой обязательно как-нибудь сходим искупаться. Просто сплю и вижу, как мы с тобой плаваем в море.
— Голышом? — усмехнулся Марино.
— Голышом. Ну, если ты гарантируешь, что нам с тобой никто и ничего не откусит.
— Хорошо. Вода немного прогреется, и мы обязательно поплаваем в океане. Странно… Я вообще-то думал, что ты вспоминаешь брата, — пожал Марино плечами, поднимаясь и начиная одеваться.
Том уставился ему в спину. Неужели он где-то прокололся? Нет, не может этого быть! Он сжал зубы покрепче. Марино ничего не знает. Он пытается выведать что-то, ничего не зная, но делает вид, что знает все!
Марино застегнул шорты и накинул на плечи рубашку, еще раз обернулся к Тому:
— А почему ты не думаешь о брате? Ты же должен о нем думать, ждать, переживать… Сколько там осталось времени до вашей встречи?
Том рассмеялся и эротично потянулся.
— Вот за что тебя люблю, как втемяшится тебе в голову что-то, ни за что не отстанешь. Чего ты пристал ко мне сегодня?
— А ты меня любишь? — приподнял бровь Марино.
— А ты сомневаешься? — точно так же сделал Том.
— Да.
— Зря.
Том с постели перебрался на окно и поджал ноги, пряча наготу от похотливого взгляда.
— Ты не ответил, почему не думаешь о брате, — Марино хищно улыбнулся.
— Очень больно думать о доме, зная, что каждый час в плену может стать последним, — грустно вздохнул Том, положив подбородок на колени. Черт! У нас новая игра? Без паники! Главное, следить за собой и не выдать Даниэле.
Мужчина расхохотался, направляясь к двери, набирая внутренний номер.
— Зайди, — трубка исчезла в кармане.
Марино распахнул дверь. Том заметил, что за ней открыта вторая и, кажется, третья… Его дверь самая простая, остальные… Он даже сморгнул от неожиданности… сейфовые??? То есть, если вскрыть эту дверь, то, все равно, они никуда не выйдет отсюда! Что-то ему совсем это все не нравится. Что-то нечисто тут. Черт, Марино странный… Пиздец тебе настал, Томми. Самый натуральный пиздец…
Он увидел силуэт девушки. Облегченно вздохнул — жива — и отвернулся к окну. Нельзя подвергать ее опасности даже мимолетным взглядом. Скоро придет Билл и тогда они оба, он и Даниэле, будут свободны. Главное, не выдать себя и набраться терпения. Что-то не так. Боже, он вообще не понимает, что именно не так…
— Том, — услышал он ее голос. Сладкий и эротичный, словно стекающая капелька по красивому изгибу женского тела. Он обернулся и сдавленно охнул… Той девочки с косами, без макияжа, в джинсиках, просторной футболке и стоптанных шлепках больше не было. Перед ним стояла совсем другая… В коротких шелковых шортах, маленьком облегающем топе на тонких бретельках, в туфлях на высоких каблуках, идеально накрашенная…
— Хочешь, малыш? — протянула она, облизывая губы. — Меня зовут Мия. — Тут же сжала распущенные волосы и перекрутила, как будто в косы, и, наивно хлопнув ресничками и выпятив губки, совсем по-детски произнесла: — Мой брат просил присмотреть за тобой. — Захохотала, обнимая Марино за талию. Тонкие руки… Как лианы…
В сознании, обжигая внутренности физической болью, вспыхнуло ярко-красным огнем всего одно слово — предательство. Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Том просто посмотрел ей в глаза. Спокойно, без эмоций, посмотрел ей в глаза. И отвернулся. В голове ни одной мысли. Затылок коснулся стены. В носу щекотало. Перед глазами все расплывалось. Но нельзя. Он не покажет им свою слабость. Нельзя. Том заставил себя улыбнуться. Улыбка вышла вымученная и очень несчастная. Марино и Даниэле продолжали хохотать. «Держись, слышишь! Держись там! Поклянись мне, что будешь держаться!» — звучал родной голос в ушах. Он не сдастся. Не сдастся! НЕ СДАСТСЯ!!!
— Том, я хочу познакомить тебя со своей сестрой… Своей названной сестрой, — как ни в чем ни бывало улыбался Марино. — Мы с ней знакомы три года, и только ей я могу поручить самые важные дела. Это Паола. Она просто умница. Ты помнишь ее? Точнее, ты вспомнил ее? По-моему, она гениально сыграла оба раза. Я даже не ожидал, что ты ее настолько не узнаешь.
Том несколько раз хлопнул в ладоши, не удосужившись одарить их хотя бы коротким взглядом. Внутри больно так, что хочется лезть на стену и орать дурным голосом. Мир разрушался на глазах. Билл не придет. Билл. Не. Придет. НЕ ПРИДЕТ!!! Надежда умерла в страшных муках. Он не сможет больше… Нет… Он не выдержит… Билл… Он не придет…. Он не найдет его… Всё… Это конец… Конец всему… Надеждам… Планам…
— Так что сказал тебе брат?
— Велел держаться, — совершенно спокойно ответил Том.
— О, он у тебя молодец, — удовлетворенно улыбнулся Марино. Достал из кармана в несколько раз сложенную газету и бросил на подоконник: — А это тебе, чтобы было за что держаться.
Мия-Даниэле-Паола вновь обвила мужчину за талию, прижавшись головой к груди. Том никогда в жизни не чувствовал себя настолько плохо. Даже боль после избиений казалась ему не такой ужасной. Парочка отправилась к двери.
— Марино, — окликнул его Том. Голос звучал устало и уверенно. — Скажи, а где я нахожусь?
Ему почему-то было очень важно услышать ответ.
Ответ прозвучал, как контрольный выстрел в голову.
— На Багамских островах. Это между Северной и Южной Америками. Полинезия — это немного не в ту сторону, ближе к Австралии, — смеялась девушка.
Том тоже усмехнулся. Блядь… Почему он не умер в том чертовом подвале?
Он долго смотрел на газету. Немецкий Bild. Они раньше всегда писали о них гадости. Местная желтушная брехаловка… Он заставил себя взять газету в руки. 25 июля. Почти свежая… С трудом развернул…Сердце стучалось где-то в районе горла, даже в груди больно стало.
На первой полосе было опубликовано интервью с его друзьями. Билл с торчащими колючками волосами в белой футболке с черепами, на запястьях напульсники, на груди цепи. Слева от Билла — Густав со стоящими ёжиком волосами. В простой светлой футболке, смотрит куда-то в сторону. Самый крайний справа от Билла сидит Георг. Как всегда идеальные волосы, на груди тоже какая-то цацка, футболка темная, но какого конкретно цвета не понятно — фотография черно-белая. Между Георгом и Биллом… Между Георгом и Биллом… Между… Парень лет восемнадцати-двадцати. Футболка темнее, чем у Билла, но светлее, чем у Георга. Крылышки и череп в короне в середине. Две толстых цепи — на одной болтается пентаграмма, на второй кинжал. Том пригляделся — кинжал, как у Билла. Они периодически менялись одеждой, если какая-то футболка не подходила к джинсам, но свои цацки Билл охранял, как цербер заблудшие души. Однако в этот раз Том был уверен на все сто процентов, что кинжал принадлежит Биллу. Уложенные волосы. Глаза чуть подведены, как у брата. Фотография явно сделана перед концертом. А дальше шел текст, из которого Том узнал, что это новый гитарист группы, зовут его Мартин, ему 19 лет, он из Берлина и всю жизнь мечтал играть в его группе. Конечно, Мартин очень переживает, что занял место замечательного Тома, понимает всю ответственность и бла-бла-бла, но в целом, коллектив его принял хорошо, очень поддерживает и помогает, да и фанаты отнеслись благодушно. Билл, увы, так и не может найти брата, до сих пор переживает, и во всю отрывается в работе, так как только сцена, поклонники, музыка и творчество способны помочь ему забыться. Сейчас они уже записали их очередной альбом, который, конечно же, посвятили Тому и всем трагическим событиям, и со следующей недели начинают очередной гастрольный тур. И Билл очень надеется, что фанаты примут группу в новом составе так же хорошо, как и в старом. А дальше Билл делился своими планами, рассказывал об альбоме и обещал массу сюрпризов для пришедших на концерты зрителей.
Том ошибался, когда думал, что выходка этой красивой твари, больно. Том ошибался, когда думал, что «эмоциональная встряска» Марино его убила. Том даже не подозревал, что может быть настолько больно. Он обвел комнату взглядом, пытаясь найти хоть что-то, что помогло бы ему уйти из этого мира. Простыни можно порвать на тонкие полоски, потом их переплести, и получится более-менее крепкая веревка. Надо понять, как и куда ее приспособить. В комнате никак. Он пошел в ванную. Тоже по нулям. Нет даже полотенцесушителя. На стене висят крючки для полотенец. Он вцепился в один и с силой дернул. Крючок оторвался. Том посмотрел на крепление — двусторонний скотч. Идея повеситься не катит. Взгляд упал на умывальник. Ванну и унитаз разбить будет проблематично, а вот умывальник… Умывальник он отодрать с крепежей не смог, как ни старался. Он заткнул дырку в ванне и включил воду. Хер с ним. Нельзя повеситься, нельзя вскрыть вены, зато можно утопиться. Правда, он плохо понимал, как это сделает, но все равно он будет сильно стараться. А если придушить себя немного простыней? Тогда он отключится на несколько секунд, а вода успеет сделать свое грязное дело. Надо еще как-то забаррикадировать дверь, чтобы Марино не успел до него добраться. Дверь на выход открывается в ту сторону, дверь в ванной в сторону комнаты — ничем их не подопрешь… Что он может использовать? Кресло, столик и кровать — вот и вся его мебель. Том оторвал от простыни длинную широкую полоску. Подвинул кровать к входной двери и поставил ее на дыбы, прислонив максимально плотно к стене. Потом подпер это все креслом. Столик поставил так, чтобы Марино, отодвинувший кровать и кресло, споткнулся об этот мало нужный предмет интерьера. Бегом понесся в ванную. Залез в воду и сделал петлю на простыне. С силой начал растягивать два конца. Стало больно и трудно дышать. Перед глазами все плыло. Он упрямо тянул импровизированную удавку. Сознание все еще присутствовало. Руки уже плохо слушались. Он задыхался, давился, но тянул. Упал в воду, чуть ослабив узел. Нос и рот тут же сделали непроизвольный вдох, наполняя легкие жидкостью. Организм отказывался погибать таким изуверским способом. Том закашлял, выныривая. Что-то ударило по лицу. Сильные руки рванули вверх. Безвольное тело перекинули через колено, головой вниз, начали ритмично нажимать на спину, освобождая легкие от воды. Том дрожал, кашлял, давился. Ну и что, что его спасли. Все равно, он только что умер.
Марино положил его на пол. Том скрючился, ожидая удара. Он все еще хрипел и иногда откашливался. В носу и во рту отвратительный привкус воды. Мужчина вернул кровать на место, задвинув ее в угол между окнами. Кресло оттолкнул ногой в другой угол. Аккуратно переложил трясущееся тело на постель. Обмакнул его простыней, сдернул с подоконника одеяло, на котором Том просиживал днем, и укрыл его.

---

3часть

— Иди сюда, — поманил его мужчина, тяжело дыша. Том послушно перебрался от ног к голове. — Раздевайся. Не люблю, когда ты в одежде.
— Но люди…
— Здесь только мои люди. Здесь нет посторонних. Раздевайся.
Том скинул с себя одежду, перетянул банданой дреды в хвост. На ветру было прохладно. Солнце-то вообще уже не грело.
— А теперь поработай ручками над собой. Я хочу, чтобы ты кончил.
— Марино… — покраснел Том.
— Давай-давай, должен же и ты получить удовольствие. А потом пойдем ужинать и смотреть на звезды.
— Я не знаю… — проблеял он.
— Ну! — сдвинул Марино густые брови на переносице.
Том провел рукой по торчащему члену вверх-вниз. Сжал пальцы так, чтобы кончить максимально быстро. Закрыл глаза.
— Нет-нет! Я не хочу так быстро! Ласкай себя! Люби себя!
Пришлось заниматься онанизмом со вкусом. Том им, конечно, иногда занимался до похищения, даже если говорить откровенно, то частенько, но вот так показательно… Черт! Такими темпами ему понадобиться несколько минут, чтобы кончить… А хочется побыстрее…
— Да, продолжай, малыш, — шепнул Марино на ухо, заходя сзади. — Мне так очень нравится. Вот так… — Он вставил сразу два пальца, уже обильно измазанных в смазке. — Аккуратненько и нежно. Вот так… — Пальцы заходили туда-сюда. Том начал постанывать, выгибаться, чтобы удобнее было. — Мой мальчик… Мой хороший мальчик… — Поцелуи по шее, покусывания, посасывания. — Мальчик хочет… Как я люблю, когда мой малыш хочет… — Толчок и плавные движения уже внутри. Его рука замещает его руки. Том наклоняется вперед, опираясь на шезлонг. Марино начинает бить сильнее, а руки двигаются по члену все интенсивнее, вырывая из Тома громкие стоны. Вот уже оргазм накроет, собьет с ног. Он почти повис на его руках, не в состоянии держаться. Марино бьет так сильно, что уже очень больно. И Том уже кричит не от удовольствия, а от боли. Оргазм быстро бежит с кончиков пальцев рук и ног к низу живота. Стекает откуда-то с плеч. Концентрируется в одном месте, чтобы через секунду взорвать разум, вырваться наружу, заставить кричать, уронить на колени. Они кончили одновременно. Марино чуть не выронил мокрое обмякшее тело на палубу. Аккуратно положил его на шезлонг. Накрыл халатом.
— Будешь пить? — присел он рядом.
Том, ошалело глядя перед собой, смог только кивнуть.
— С газом или без? Сок?
Он опять кивнул. Марино рассмеялся. Принес ему свежевыжатый апельсиновый сок с кубиками льда. Том полулег, подставив лицо мягким ласкам ветра, накрывшись халатом, как пледом, только голые ноги торчат. Присосался к соломинке.
— Ты доволен? — спросил Марино, рассматривая его сияющие глаза.
Том широко улыбнулся.
— Рыбачить будем?
Он довольно кивнул.
— Хорошо. А то потом темно будет, не так интересно. Накинь халат, не хочу, чтобы тебя продуло. И босиком не бегай. Вон тапочки, около барной стойки.
Марино выразительно посмотрел на охранника.
— Они тебя без слов понимают? — хмыкнул Том, булькая остатками сока.
— Они читают мои мысли, — ухмыльнулся Марино.
Под словом рыбалка Том всегда подразумевал удочку и червяков. Вместо этого им принесли большой тазик мяса. Марино слил кровь в воду и учтивым жестом пригласил Тома насладиться зрелищем. Тот перевесился через перила и принялся вглядываться в темноту. Ничего не происходило. Все было чинно и спокойно. Он обернулся к мужчине:
— А что я там должен уви…
Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки от него, распахнулась огромная пасть. И брызги залили все вокруг. Том шарахнулся в сторону, поскользнулся и едва не слетел в воду — Марино вовремя ухватил его за халат. Сердце в пятках колотилось так, что, казалось, сломает ему ноги.
— Ну, слушай, можно и тебя им скормить. Скорее всего, я однажды так и сделаю, но не сейчас точно. Я же велел тебе одеть шлепки, чтобы не скользить. Бегом, идиот. Не заставляй меня нервничать, — ворчал Марино, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.
— Кто это? — вытаращил он глаза.
— Акула. Простая тигровая акула. Они как раз очень активны на рассвете и на закате, ночью еще. Их тут просто прорва, — Марино взял кусок мяса и швырнул недалеко от яхты. Вода забурлила и из нее вынырнула огромная белая морда с треугольными зубами.
Том тоже достал кусок побольше и закинул его подальше. Огромная рыбина вынырнула и, изогнувшись, с фонтаном брызг рухнула в воду.
— Круто! — восхитился парень. Следующие полчаса они провели, дразня хищников, хохоча и веселясь, когда кто-то из них не мог поделить ломти мяса.
Потом они вместе ужинали за длинным столом. Марино рассказывал, как в прошлом году акулы сожрали здесь компанию подвыпивших дайверов, зачем-то полезших в воду. Хотя все прекрасно знают, что в это время года лучше все-таки не нырять в этих местах. А вообще лезть в воду в их местах опасно, акулы, правда, держатся в стороне, но бывает, что и заплывают к побережью в поисках пищи. На вопрос Тома, а как же люди не бояться купать на соседнем острове, ведь он видел, что там народ активно отдыхает, Марино сказал, что берег окружен специальным приспособлением, которое мешает акуле подойти близко. Да и не суются они туда. Людей надо бояться, а не акул.
Потом они курили кальян и любовались звездным небом. А потом… потом они занимались любовью. Да, именно так. Это было что-то невероятное. Марино был необыкновенно нежен и внимателен. Он одаривал его ласками, зацеловал каждый миллиметр кожи. Он… Ах, Том отдавался ему по-настоящему, не играя, не притворяясь. Руки. Плечи. Смуглая кожа. Красивый рельеф накачанных мышц. Жесткие волосы щекочут ему нос и глаза, когда он целует его. Черные глаза, огромные, влажные, миндалевидные, очерчены густыми черными ресницами, смешно загнутыми вверх. Он красивый. Нежный. Страстный. Сильный. Том тает в его руках, растворяется в его ласках… Они заснули только под утро, совершенно изможденные. Том улыбался, уткнувшись носом в его грудь. Марино обнимал его обеими руками. Жарко… Но так хорошо…
Жизнь налаживалась, если это так можно сказать в данной ситуации. Том очень боялся, что Марино после той ночи его забьет. Ну, имел он такую особенность — сначала сделать очень хорошо, а потом избить до полусмерти. Однако мужчина остался к нему нежен. По крайней мере, физическую силу не применял — и на том спасибо! Он вернул Тома обратно в его комнату, и следующие несколько дней появлялся редко и вел себя спокойно. Том же во время его визитов крутился около него, всячески демонстрируя свое расположение, проявлял инициативу и вообще был каким-то необычно активным.
Через несколько дней Марино повторил вылазку на яхту. Правда, уговорить его разрешить искупаться Тому не удалось. Но это дело времени. И опять Том был само желание и сама страсть. Более того, он заметил, что и Марино стал помягче. Не было таких резких колебаний настроений. Он даже исполнял какие-то просьбы парня и терпеливо сносил его маленькие капризы. Если бы Том чувствовал в себе тягу к лицам одного с собой пола, то непременно бы решил, что они с Марино пара. Причем пара влюбленных, наверное, именно так все это выглядело со стороны. И именно так это надо было Тому. В конце концов, в его жизни появились еще какие-то события кроме насилия и дикой скуки.
Прошла еще неделя, может быть две. Они только что вернулись с прогулки. В этот раз Марино не потащил его на яхту, они прошлись по саду в сопровождении десятка телохранителей. Том носился вокруг него, словно маленький, рвал апельсины и бананы. Никаких попыток удрать он не предпринимал, решив, что один неудачный побег — и он больше никогда не выйдет из своей темницы, посему надо сделать так, чтобы Марино ему полностью доверял, чтобы, если уж сбегать, то без проколов, чтобы сто процентов удачи, нет, двести!
Марино оторвался от его губ, провел по телу, размазывая по животу сперму. Поднес пальцы к его рту. Том с удовольствием их облизал и пососал. Потерся щекой о его плечо. Обнял и прижался, удовлетворенно вздохнув. Марино откинул с лица дреды и нежно поцеловал его в нос.
— Я принесу тебе ужин. Хорошо? Наверное, уже готово.
— Давай поужинаем вместе, — глядя на него снизу вверх, наивно хлопнул ресничками Том.
— Нет, у меня еще дела. Так что сегодня без меня.
— А завтра?
— Посмотрим.
Марино поднялся и принялся одеваться. Встряхнул шорты. У Тома перехватило дыхание — из кармана выпал телефон. Он моментально подорвался с кровати и кинулся к Марино.
— Ну, пожалуйста, — заскулил он, жалобно заглядывая ему в глаза. — Я так хочу с тобой поужинать… — Ногой отпихнул телефон под кровать. — Или позавтракать… — Впился в его губы.
— Малыш, я, правда, занят сегодня вечером и завтра днем. Обещаю, что как только у меня выдастся свободный день, мы знатно отдохнем, — снял его с себя Марино.
Том тяжело вздохнул и надул губы. Сердце колотилось в висках. Ноги подкашивались. Пальцы дрожали.
— Жаль… — голос предательски дрогнул.
Марино улыбнулся и обнял его:
— Не расстраивайся, — поцеловал и ушел.
Том помедлил, прислушиваясь, а потом нырнул за трубкой, умоляя небеса, чтобы клавиатура не была заблокирована паролем. Руки тряслись так, что он даже не сразу смог достать телефон. Первое, на что он обратил внимание, — дата. Двадцать пятое июня. Его выкрали в начале января… Полгода. Шесть месяцев! Сто восемьдесят дней! Ладно, об этом он подумает потом… Впрочем, как и о том, почему его никто так и не нашел за сто восемьдесят дней!
Он с огромным трудом набрал номер брата. Пальцы не слушались. Мазали мимо. Том злился, скидывал неверный номер и снова набирал. Надо очень быстро. Марино вот-вот вернется, и тогда ему будет хана. Трубка подозрительно долго молчала. Потом по проводам понеслись длинные губки.
— Билл… Билл… Билл… Возьми трубку! Билл… Билл… Возьми трубку! Возьми трубку! — как мантру, шептал он. Билл не мог сменить номер. Если бы Билл пропал, Том бы не расставался с телефоном. — Возьми трубку… Возьми трубку… Возьми трубку…
Набор скинулся. Том взвыл. Опять принялся тыкать по кнопкам. Если бы он помнил номер матери, то позвонил бы ей. Если бы он помнил номер хоть кого-то из группы, то набрал бы его. Но зачем помнить номера, если есть телефонная книжка? Единственное, чей номер он помнил наизусть — это номер брата. И этот чертов брат сейчас не берет трубку!!!
— Возьми трубку!!! — завопил он в отчаянье.
— Том? — в дверях стоял Марино.
И по его прищуренным глазам и кривящемуся в хищной улыбке рту, Том понял, что его мечта умереть осуществится в ближайшие несколько секунд. Он попятился назад, все еще судорожно вцепившись в телефон.
— Дай трубку мне, — протянул он руку.
— Я… Я… — испуганно лепетал Том, прижимая ее к уху. — Марино… пожалуйста… Я так давно не слышал брата… Пожалуйста… Не надо… Хотя бы просто услышать его…
— Дай. Сюда. Трубку, — зло процедил Марино, подходя к нему вплотную.
— Пожалуйста… — всхлипнул он, не в силах оторваться от телефона.
Марино вырвал трубку из его рук. Приложил ее к уху. Недовольно оскалился.
— Твой брат давно сменил номер. Видишь, он даже не хочет с тобой говорить. Ты будешь серьезно наказан.
— Марино! Нет!!! — закричал Том. — Пожалуйста, нет!!! Я же даже с ним не поговорил! Я даже его не слышал! Марино!!! Умоляю, разреши мне…
Он захлебнулся от сильного удара. Сжался весь, падая на пол и закрывая голову. Вот и всё, — сообщило разуму ускользающее сознание.
Это походило больше на сцену из фильма ужасов… Том обнаружил свое тело в подвале прикованным лицом к стене. Причем руки и ноги сильно разведены и, судя по следам на запястьях, он тут уже давно. Том поморщился, пытаясь принять хоть какое-то относительно удобное положение. Ничего не получалось. Ноги закованы в цепи и разведены слишком широко, поэтому свести их нельзя, только шире расставить, но стоять так тем более неудобно. Цепи на руках позволяли некоторое движение, но опуститься на колени тоже нельзя — их длины не хватает. Еще сильно парит, и с него ручьями льется пот. Тело зверски болит. Том сжал мышцы зада — больно — насиловал. Прикольное наказание… Такого Марино еще не выкидывал. Стена с его стороны влажная и плесневелая. Он лизнул ее, чтобы хоть как-то смочить горло и перебить металлический привкус крови. Стало только хуже. К тому же, очень кружилась голова и болели ноги. Что же делать? Хотя… что он может сделать? Только ждать, когда Марино придет, опят его изобьет, изнасилует и уйдет. Исхода два — либо он его доканает окончательно, либо сначала угробит, потом долго лечить будет. Ничего нового и оригинального. Сейчас Тома беспокоило несколько иное, чем его собственное тело и его дальнейшее функционирование. Сейчас Тома беспокоило число сто восемьдесят и отсутствие какой-либо помощи извне. Его похитили почти сразу же после Нового года. За окном кончается… или уже кончился… июнь… И его так и не нашли? Так и не освободили? И почему Билл не взял трубку? Сменил номер? Они каждые несколько месяцев меняли телефонные номера, потому что поклонницы постоянно их узнавали и начинали названивать в любое время суток, глупо хихикать в трубку и нести какой-то бред. Если бы Билл пропал, он бы перерыл всю землю, но нашел бы его, он бы не расставался с телефоном даже в ванной и туалете… Ответ был один. Том понимал уже его, но все равно отторгал. Он не верил. Не хотел верить… Билл не мог его забыть… Не мог!!!
Марино появился, когда Том не то, что уже не мог стоять, висел с трудом. Сейчас начнется… Боже, ну почему он в сознании? Как это все пережить? Билл… Если бы ты только знал, что его сейчас ждет всего лишь за один звонок… всего лишь за возможность послушать длинные гудки твоего телефона… всего лишь за надежду… Том закрыл глаза. Не отвечать. Не кричать. Не дергаться. Он труп. Живой труп. Марино скоро надоест и он уйдет. Билл… Ну почему ты не взял трубку?
— Как моему мальчику нравится его новая комната и красивые браслетики? — Марино взял его за подбородок и сильно дернул, разворачивая голову к себе.
Том чуть приоткрыл глаза, с трудом поморщился.
— Отвечай! — крикнул Марино ему на ухо и мазанул лицом по стене.
Он застонал от обжигающей скулу и щеку боли.
— Да… — выдохнул еле слышно.
— О, отлично! Просто великолепно! Поиграем? — опять приложил о шершавый камень.
— Да…
Марино отпустил его и отошел в сторону. Том опять провис. Запястья, кажется, распухли… Ноги отказывают… За спиной раздалось какое-то странное шипение. Том обернулся, и в тот же момент его сильно ударило по голове. Тело окатила ледяная вода. Левый глаз заливало что-то липкое и вязкое — из раны на виске текла кровь. Струя резко переместилась с затылка на спину. Она была настолько сильной, что сбивала с ног, размазывала по стене, оставляла на теле синяки. Марино сопровождал свои действия какой-то важной речью, но Том просто не понимал, целиком и полностью сосредоточившись на бьющей по телу боли. Его очень быстро начало трясти от холода. Марино что-то спрашивал, дергал за многострадальные дреды, бил, но Том лишь дрожал и невменяемо смотрел перед собой, совершенно не соображая, что происходит. Все закончилось, когда Марино его отымел. Грубо, без всякой подготовки, заботясь только о себе. Тому было настолько плохо, что он даже не кричал, тихо постанывал. Единственный вопрос, который его волновал, — почему за сто восемьдесят дней Билл так и не пришел за ним…
Это развлечение Марино очень понравилось. Он повторял его еще несколько раз, меняя воду с ледяной до кипятка. И Том не знал, что хуже. Он уже давно потерялся во времени и пространстве, уже давно ничего не соображал, находясь на грани полуяви. Марино никогда не доводил его до бессознательного состояния, и это было хуже всего. Том ничего не просил, не говорил, не сопротивлялся. От голода он был слаб. От боли он не мог стоять. Кожа на руках имела такой вид, что Том старался не смотреть на запястья вообще. Он чувствовал, что с организмом что-то происходит — в груди сильно болит, нос забит, кашель с мокротой… Температура высокая… Знобит… Том прислонился лбом к стене. Только бы не кашлять… Когда кашляешь, кажется, что внутренности взбивают веничком — безумно больно. Интересно, Марино нравится трахать такой вот дрожащий полутруп? И еще интересно, он даст ему умереть на этот раз или опять вытащит? Сто восемьдесят дней. И Билл ничего не предпринял, чтобы спасти его… А ведь иногда он ему снится… Не страшно… Скоро Том будет свободен. Только бы Марино не заметил, как ему плохо… Тогда болезнь можно будет запустить и чудесный доктор уже ничего не сможет сделать. Том будет свободен… Только если он не нужен Биллу при жизни, то нужен ли будет после смерти? Том улыбнулся — самое время напомнить Марино о своем последнем желании. Надо будет как-нибудь с силами собраться и напомнить…
В этот раз он пришел не один. Более того, он был совершенно пьян. Мужчины что-то оживленно обсуждали, лапали его везде, щупали… Том подрагивал от их прикосновений, морщился. Марино расстегнул браслеты на ногах и руках, и Том упал безвольной сломанной куклой.
— Вставай, — пнул его Марино.
Том бы и рад подняться, да только физически не может. Ему плохо настолько, что открой двери — он так и останется лежать трупом на полу.
— Вставай, — удар сильнее.
Мужчины опять что-то загалдели на чужом языке. Он услышал звуки расстегивающихся молний. Том приподнял голову…
— Марино, не надо, — прохрипел он, вцепившись в его ноги. — Пожалуйста, Марино! Я ведь только твой… Марино… Прости меня… Не надо… Марино… Пожалуйста… Я ведь только твой…
Он брезгливо отпихнул его и отошел в сторону.
Том поднял глаза, полные слез, и хрипло с трудом проговорил:
— Ты только мое желание выполни… Последнее… Пожалуйста… Марино…
Это длилось бесконечно долго. Том уже ничего не видел, не чувствовал и не соображал. Он лишь безостановочно повторял его имя. Голова отключилась. Перед глазами пелена. Губы не шевелятся. Лишь имя-стон, молитва, которая может все остановить, но которая наслаждается его болью. Толчок-имя. Имя-толчок. Он состоял из боли. Оболочка, в которой жила боль, жгучая, страшная, адская боль. Где-то очень далеко ему начало казаться, что это тот самый долгожданный конец. Что он сейчас пройдет через боль и будет свободным. Даже дети при рождении проходят через боль. И он… Он рождается заново. Сейчас его душа родится. Покинет тело и улетит. Он улетит. К Биллу. К маме. Подальше отсюда. К брату… Вот они только переехали в деревню из города. Бегают по траве около дома, кувыркаются в росе… Вот Билл прибежал к нему, чтобы сообщить, что он выиграл отборочный тур и едет на какое-то шоу. Тому в глаза светит солнце, и он поэтому морщится на эту новость, хотя очень рад, что брат будет участвовать в передаче… Вот они видят свой первый клип по телевизору — хохочут и показывают друг на друга пальцами. Потом еще раз и еще. Билл всегда был рядом с ним. Только сейчас его нет. Но скоро они будут вместе. Осталось чуть-чуть. Совсем капельку…
— Прости меня… — шепчет он, улыбаясь. — Я не смог…
Том уже не мог видеть его — смеющееся лицо, широкая улыбка и боль в глазах. Не видел он и того, как Марино побледнел, когда упавшее на холодный грязный пол бледное окровавленное тело дернули за дреды, приподнимая голову и открывая лицо, и он увидел чуть прикрытые длинными ресницами стеклянные глаза и улыбку, которая довела его, сильного мужика, привыкшего убивать, до истерики. Как он шутками и прибаутками выводил друзей из подвала, обещая им выдать по самой дорогой бутылке вина — отпраздновать их веселье, а потом бегом несся к себе в комнату, чтобы схватить одеяло и вернуться в подвал к истерзанному мальчишке.
— Прости меня… — прочел он по его губам, когда лицо тронула улыбка. — Я не смог… — И Марино закричал от отчаянья, принялся целовать ледяные губы и тереть холодные ладони. А потом закутывал его в одеяло и, подхватив на руки, быстро нес в комнату, умоляя простить. Как набирал полную ванну теплой воды, чтобы хоть как-то согреть промерзшее тело. Как звонил врачу и орал, чтобы тот срочно приехал. Как метался по дому, позабыв про друзей, и бил посуду. А перед глазами стояла запрокинутая голова с полуприкрытыми глазами и застывшей улыбкой. Как через час доктор будет кривить губы и говорить малопонятные слова, из которых Марино поймет всего несколько — переохлаждение, истощение, двусторонняя пневмония, порвали, не жилец. Не жилец! И он будет трясти друга, и обещать любые деньги, только бы мальчишка жил. А тот будет разводить руками и повторять — не жилец, таких даже в больницах не вытаскивают, а этот так и вообще сам жить не хочет, не жилец. И несколько дней он будет жить в его комнате, колоть строго по часам, натирать мазями, менять мокрые простыни, согревать своим телом. Он будет тащить его за уши с того света, а доктор будет все равно качать головой… не жилец… И он поклянется отпустить его, если он выживет. Обязательно отпустить… если выживет

---

2

На подоконнике его ждала пицца с креветками, стакан колы со льдом, клубника со сливками и вишневый сок. Том выбрал с теста все креветки, выловил пальцем несколько ягод клубники, выпил сок и немного пригубил колу. Растянулся на постели. Мысленно умоляя Бога, чтобы Марино его сегодня не трогал.
Видимо, Бог в эту часть земного шара никогда не заглядывал.
Марино сел рядом с ним. Взял за подборок и резко повернул к себе.
— А теперь ты мне все, сучонок, расскажешь, иначе я тебе не только ребра переломаю, но изобью так, чтобы из внутренностей каша образовалась.
Том смотрел ему в глаза.
— Что именно?
— Что ты задумал, гаденыш?
— Задумал? — хмыкнул Том. — Я даже не понимаю, о чем ты.
— Я о том дне.
— О том дне? О том сексе?
— Да. Я о том сексе! — он сжал его горло.
— Ты был так добр со мной те дни, что я хотел как-то тебя отблагодарить, — прохрипел Том, вцепившись в его руку. — Что я могу тут задумать? Разве что внезапно сдохнуть тебе назло.
— Не ври мне, дрянь! — громкая пощечина.
Том ошарашено уставился на него.
— Я не вру. Ты был добрым со мной, ты заботился обо мне. Я хотел всего лишь сделать тебе приятное. Ответить тебе. Быть с тобой. Мне казалось несправедливым, что ты так выхаживал меня, а я тебя игнорирую. Все, что я могу дать тебе — это свое тело. И я дал тебе его, я постарался сделать, чтобы тебе было хорошо. Что ж… Твоя благодарность столь велика, что я, пожалуй, впредь обойдусь без нее, — Том отодвинулся и перевернулся на живот, уткнувшись в подушку носом и размышляя, чего сейчас ожидать — махания кулаками или рваной задницы.
Марино вышел из комнаты.
Когда стемнело и свет в его комнате погасили, Том подвинул кровать к стене и залез в эту импровизированную нору. По крайней мере, с двух сторон он будет защищен. Почему-то не хотелось еще раз проснуться от того, что тебе отбивают почки и ломают ребра. А сегодня, судя по настроению Марино, у него на то были все шансы. Кровать его тоже не сильно спасет, но хоть какая-то защита для психики. Уложил подушки, накрылся простыней и постарался заснуть. Жестко, неудобно, но лучше так.
Ночь не принесла с собой ничего, кроме болящей к утру поясницы и затекшей ноги с покалывающей ступней. Том довольно потянулся и выбрался на свет божий, предварительно убедившись, что в комнате никого нет.
— Был Том Каулитц, а стал Лис Каулитц. Вернусь домой — сменю себе имя. Зашибись, Том Каулитц сам раздвинул ноги и начал спать под кроватью. Надеюсь, брат, ты об этом никогда не узнаешь.
На подоконнике уже стояло много пищи, даже фрукты в вазе. Том нахмурился. Еду может приносить только Марино. Значит, он здесь был? Спина неприятно заныла... Быть опять ему битым в ближайший день. Как же надоело. Такое чувство, что ему доставляет удовольствие сначала избить его до полусмерти, потом выхаживать. Кстати, это надо учесть. Больной Том вызывает в нем желание ухаживать и заботиться. Значит, слабый и вечно больной — новый имидж настоящего мачо. По-хорошему, не мешало бы «слизать» манеру поведения у девчонок, но Том так давно не общался ни с какими девчонками дольше одного вечера, что даже примерно не помнит, как они себя ведут со своими бойфрендами. Том выругался. Охренеть можно! Он сидит и обдумывает, как лучше подкладываться под этого Марино. Не важно, нравственность и гордость, заткнитесь или идите к черту! Он потом послушает, что вы будете говорить, когда выберется отсюда.
На соседнем острове кипела жизнь. Лодки, катамараны, гидроциклы... Очень далеко, вплавь не добраться. Ночью были видны огоньки города. А сейчас только изумрудная полоска прикрывала часть горизонта. Они с братом любили отдыхать на островах. Любили океан. Его аквамариновую гладь. Белый песок. Там так здорово было валяться на пляжных ковриках в тени пальм. Пить кокосовый сок прямо из ореха. Теперь Том ненавидел и океан, и острова, и кокосовый сок. Но этот вид из окна его успокаивал, давал надежду, помогал выжить. Они еще будут валяться на белом песке. Они еще будут...
— Том... Том... — кто-то теребил его за плечо.
Он сонно оторвал голову от подушки. Вздрогнул — кровать стояла на законном месте, а он просто лежал на полу около стены. Рядом на корточках сидел Марино. Том нервно сглотнул, не очень хорошо понимая, чего от него ожидать.
— Иди, умойся и одевайся. Я жду тебя.
Том решил не выпендриваться. Быстро умылся, отметив, что за окном совсем темно, похоже на поздний вечер. Марино указал на шорты и футболку на кровати. Шорты были просторными, а футболка, как у Билла — короткая и в облипочку. Непривычно после нескольких недель хождения голышом вновь нацепить на себя одежду.
— Иди сюда, — поманил Марино.
Том робко приблизился.
Марино прикоснулся губами к его губам.
Том рот приоткрыл, но особого желания целоваться не выразил. Марино чуть пососал его нижнюю губу и выпустил ее с улыбкой.
— Повернись, — и, не дожидаясь, он сам развернул его за плечи к себе спиной.
Том зажмурился, ожидая удара. Вместо этого на глаза легла мягкая бархатная повязка. Том окончательно перестал понимать, что происходит. Марино взял его за руку.
— Я скажу тебе, когда будут ступени.
И они куда-то пошли.
Впервые в жизни он боялся думать и хоть что-то предполагать. Что или кто его ждет? Куда Марино его ведет? Зачем? Он вспомнил о мальчике, который был до него и которого Марино продал в бордель, потому что тот надоел. Он тоже решил его продать? Черт побери, куда он его тащит?!
Под ногами мягкие ковры сменялись холодным мрамором. Он чувствовал солоноватый запах океана, слышал пение птиц и шум прибоя. Остановился. Вдохнул его поглубже. Голова закружилась. Марино чуть потянул его за руку.
— Воздух... — расстроено вздохнул Том.
Марино усмехнулся.
— Садись вот сюда. Аккуратно... — он направил его и усадил в кресло. Снял повязку.
Том огляделся — большая комната, обставлена дорогой красивой мебелью. Картины на стенах. Окна закрыты портьерами.
Он вопросительно посмотрел на Марино.
— Ты же хотел подправить дреды, — улыбнулся мужчина. — Я привез тебе мастера.
Том даже не знал — радоваться или огорчаться. С одной стороны он рассчитывал на что-то большое, значительное, а с другой — приготовился к самому худшему. Что ж... Подправить дреды — это тоже хорошо. А вот то, что Марино вывел его из комнаты — это вообще огромный шаг вперед. Значит, он чувствует вину за ту ночь и сейчас ее заглаживает. Минус — однозначно будет секс.
Мастер неприятно быстро справился с работой. Обработал и скорректировал каждый дред-лок, подправил распушившиеся кончики. И хотя сидеть на одном месте Тому быстро надоело, все равно каждая минута, проведенная вне клетки, пролетала слишком быстро. Марино сидел в кресле напротив, наблюдал за скучающим Томом и равнодушным парикмахером.
Он закончил глубоко за полночь. Отошел, любуясь работой. Марино кивнул в сторону зеркала.
— Нравится? — спросил он у крутящегося то так, то этак Тома.
— Да, — заулыбался он.
— Ты доволен?
— Да.
— Хорошо. — Марино поднялся из кресла, учтивым жестом показывая парикмахеру на дверь: — Вас отвезут.
Когда они остались одни, Марино подошел к Тому и приобнял его за шею, притянул к себе.
— Ты скучал? — глядя ему в глаза, поинтересовался он.
— Да... — Том постарался придать лицу самое жалостливое выражение, чуть выпятил нижнюю губу и опустил глаза.
— Хочешь?
Том улыбнулся, в глубине души проклиная Марино. Но ответить надо правильно. Он же все равно возьмет...
— Да... — тихо отозвался он.
Марино потянулся к его губам. Том отстранился.
— А можно я немного воздухом подышу? — еще тише прошептал он, заглядывая ему в глаза. — Тут... у окна... Хотя бы минуточку...
Марино взял его за руку и вывел на балкон.
— Только не пытайся сбежать. Здесь высоко, а внизу кусты барбариса. Не думаю, что тебе понравится приземление на них.
Том торопливо закивал. Он готов терпеть его хоть всю ночь, лишь бы немного подышать свежим воздухом.
Он восторженно окинул взглядом сад и виднеющийся за ним океан. В лицо ударил легкий ветерок. Том втянул воздух ртом, носом так, словно это был его последний вдох. Звенели голоса редких цикад — он помнил, что они орут только днем. Где-то звучал птичий писк… Воздух! Запахи! Звуки! Мог ли он предполагать когда-нибудь, что простой глоток свежего воздуха так его впечатлит.
Руки Марино заскользили по его животу, нырнули под резинку шорт, пальцы коснулись члена, ласково сжали. Он прижался к Тому бедрами. Тот недовольно закатил глаза. Губы перекривились. Как же хотелось ему сейчас врезать. Как же хотелось его сейчас убить за все те страдания, которым Марино подверг его. Нельзя.
Мужчина повернул его к себе. Лицо Тома приобрело выражение некоторой мечтательности и щенячьей радости. Марино нажал ему на плечи. Том не понял. Он нажал сильнее, заставляя его опуститься на колени.
Когда до Тома дошло, чего от него хотят, он стал пурпурного цвета, а голова склонилась так низко, что подбородок прилип к груди. Он даже зажмурился от внезапно охватившего его отвращения.
— Ты хочешь подышать воздухом? Хорошо. Я хочу, чтобы ты сделал мне минет. Я засеку время. Сколько будешь сосать, столько потом будешь дышать воздухом. Если мне понравится, то я удвою твое время. Если не понравится, то ты уйдешь к себе. Выбирай — в любом случае ты подышишь воздухом, сколько — зависит только от тебя.
Том сморщился, с трудом проглотив собственную слюну, которая только от одной мысли об этом приобрела отвратительный привкус. Посмотрел на ширинку перед глазами. Нет… Черт! За то, чтобы просто побыть на воздухе, надо позволить трахнуть себя в рот? А потом стоять со вкусом спермы во рту и любоваться звездным небом? Нет.
Марино взял его за голову и чуть потянул на себя. Том уперся лбом ему в бедро. Нет! Боже! Как противно! Как унизительно! Да еще на коленях… Нет! Он не будет платить за воздух такую цену! Нет!!!
— Твоя минута истекла, — ухмыльнулся Марино.
Том уже не дышал. Напрягся, приготовившись к удару. Марино зашел ему за спину. Том закрыл глаза. Если что, то лучше уж в кусты барбариса с высоты рухнуть… Лица коснулся мягкий бархат. Всё, пиздец. Правильно, давайте завяжем Тому глаза, а потом будем пинать его безвольное тело ногами — очень грамотное решение. Том даже защитить себя не сможет сослепу. Марино взял его за руку, потянул вверх. Том поднялся. Куда ударит? По лицу? В живот? По спине или по ногам? Да что же это такое? Нельзя больше ничего просить… Нельзя…
Марино куда-то вел его. Ужасное состояние неопределенности. Хотя, почему неопределенности? Все вполне определенно. Сейчас два варианта — или его изобьют и оттрахают, или просто оттрахают. Варианты траха тоже могут быть разными, так что спорный вопрос, что лучше: быть избитым и оттраханным или просто быть оттраханным? Легче от этого почему-то не становилось.
Вроде бы они вернулись в его комнату. Марино подвел его к кровати и мягко толкнул. Том свалился на спину. Нельзя показывать, что ему страшно. Нельзя. Только вот дыхание предательски сбивалось. Марино лег рядом. Коснулся языком шеи. Поцеловал кадык. Наклонился к уху. Пососал мочку. Рука ласкала тело сквозь одежду. Неспроста все это. Слишком ласковый сегодня, слишком много улыбается, слишком внимательно наблюдает. Ох, быть тебе битым, Том…
Том не сообразил, что это за узкий, длинный и холодный предмет скользит по груди. Только когда футболка с треском начала рваться, он понял, что это нож. Побледнел, мысленно прощаясь с жизнью. Лезвие около горла. Касается губ… Больно царапает шею и тонкую кожу около ключицы. Том успел помолиться, попросить прощения у мамы и брата. Интересно, что он сейчас сделает? Перережет ему глотку? Или вспорет живот и вытащит кишки? Вариант с отрезанными яйцами или разрезанной задницей, пришелся его совести по душе — это тебе за вечные издевательства над Георгом, любезный Том. Заодно и у Густава прощения попросил. Ну, мало ли, вдруг чем обидел. Лезвие медленно спускалось к животу… Марино снял с него шорты. Значит, все-таки, это ему высшие силы аукают все издевательства над лучшим другом. Нож на лобке…
— А если я сейчас тебе это отрежу, — как бы размышляя вслух, произносит Марино, — что ты будешь делать?
— Сделай одолжение, — безразлично хмыкает Том. — Я истеку кровью и умру от болевого шока. И, наконец-то, буду свободным.
— Ты думаешь, что смерть — это свобода? — отрывается от игры с его яичками Марино.
— Смотря в какой ситуации, — замирает Том, чуть морщась от боли, когда Марино сильнее нажимает кончиком ножа на ствол в районе крайней плоти.
— В данной?
— Не знаю. Я здесь столько раз уже умирал… — шикает Том, зажимаясь.
— Разве я разрешал тебе умирать? — он осторожно массирует вход.
Том не стал отвечать. Он не видит его глаз, он не может понять, какая реакция у него настоящая, любое неловкое слово и всё… Не хотелось бы опять, стоя над унитазом, уговаривать себя поссать, потому что больно. А до унитаза еще и доползти ведь надо…
Марино аккуратно надавил пальцем и вошел. Том едва слышно застонал. Он припал к его губам, даря нежные поцелуи. Опять принялся целовать тело. Подразнил языком пупочную ямочку. Том даже в душе ухмыльнулся, предположив, что Марино покажет ему, как делать минет. Но дальше пупка язык мужчины не спускался.
Он растягивал его очень долго и осторожно. Даже не столько растягивал, сколько аккуратно трахал пальцами. Том вполне натурально постанывал, елозил и выгибался, лаская себя рукой. Марино, похоже, все это очень нравилось. Позволив ему кончить, мужчина хмыкнул и размазал сперму по его животу. Подул. Том заулыбался — было мокро и щекотно. Он измазал свой палец в сперме и поднес ко рту Тома. Надавил на губы, заставляя взять палец в рот. Том палец взял, но по хмурым морщинкам на лбу, было понятно, что ему все это очень не нравится. Марино зачерпнул сперму двумя пальцами и опять заставил его вылизать пальцы. Том начал давиться, закашлялся. Марино опять усмехнулся. Вернулся к заветной дырочке.
Марино оказался необыкновенно ласковым и внимательным любовником. Он так этой ночью любил Тома, что тот сходил с ума от ощущений. Он двигался осторожно, внимательно наблюдая за его реакцией. Он целовал и гладил его, вылизывая тело, мокрое от пота.
Том кончил потом еще несколько раз. Он кричал и изгибался в его руках, отдаваясь уже по-настоящему. Он стонал. Он сорвал повязку, чтобы видеть его лицо, его глаза — темно-карие, словно плитка горького шоколада, длинные пушистые ресницы, подчеркивающие их красивой черной линией. Том сам искал его губы. Сам припадал к ним. Ногти впивались в спину. Ноги крепко обхватывали его за талию.
Марино упал рядом, тяжело дыша. Том ткнулся носом в его плечо. Оба были без сил. Оба были переполнены эмоциями. Марино потрепал его по голове. Посмотрел на часы. Чертыхнулся. Сел. Том коснулся его пальцев, расстроено посмотрел, сдвинув брови домиком.
— Прости, малыш, — неожиданно нежно ответил он. — Нам же надо что-то с тобой кушать.
— Да, я бы что-нибудь съел, — тут же придвинулся к нему Том.
— Я не об этом, — рассмеялся Марино, одеваясь. — Сейчас что-нибудь принесу.
Когда он ушел, Том свернулся калачиком, накрылся простыней и благополучно провалился в сон, совершенно позабыв про еду.


***

Том грелся на солнышке, воображая, что купается в океане. Вот вода ласково касается его тела. Он ныряет и плывет долго-долго, пока хватает воздуха. Тело невесомое, легкое. Движения плавные. Он зажмурился от удовольствия и улыбнулся. Хорошо-то как… Тоскливо посмотрел на барашки волн. Кажется, гроза будет. Зарница все время появляется на горизонте. Молнии пронзают вдалеке пространство. Но туча до них еще не доползла, и он греется на солнышке. Можно сказать, последние минуты греется. Интересно, какой сегодня месяц? Помнит ли о нем еще хоть кто-нибудь? Ждут ли? Так хочется почувствовать запах грозы. Он знал, что сейчас, наверное, в воздухе парит, душно, влажно. А потом он станет легким, свежим, прохладным. Том провел ладонью по стеклу… Забыли о нем все… Билл забыл… Поклонники… Ребята… Мама помнит, он уверен… Мама… она обязательно помнит. А Билл забыл… Это ему от скуки нечем заняться, все время что-то вспоминает, живет только воспоминаниями… Даже говорит с братом… Рассказывает, как ему плохо, как он устал, как хочет домой… Билл никогда не возражает и не перебивает, выслушивает до конца. Такого никогда не было в той жизни. Билл всегда болтал, шутил, смеялся. Том уступал, делился конфетами и мармеладом… Они никогда не расставались, всегда держались вместе… Всегда… Он забыл… Это Том все помнит… Если он не будет жить в прошлом, то просто умрет в настоящем. А Билл забыл. У него новая жизнь, новый гитарист, новые песни, новый альбом… У него группа… В которой больше нет места ему, Тому. А Тому… Тому надо выжить. Выжить, чтобы вернуться. Может, не сегодня, не завтра… Может, пройдет несколько месяцев или даже лет, но ему надо вернуться… К кому? Он никому не нужен…
Том тяжело вздохнул и спрыгнул с подоконника. Надо же, от безделья устаешь больше, чем от работы. Он просил Марино принести ему хотя бы плеер, а еще лучше телевизор. Марино сказал, что плеер и телевизор будут отвлекать его от мыслей о нем. Хорошо, что Марино не умеет читать мысли, — подумал в тот момент Том, потому что сделать счастливое лицо у него получается, а вот избавиться от мыслей — нет. И мысли его настолько далеки от Марино, что и говорить не хочется. Вообще Том не понимал его. После той ночи он четко для себя решил, какую линию поведения выберет: влюбленной дуры. Именно дуры. И именно влюбленной. Так он сможет им манипулировать. Ведь заставил же Том выпустить его из комнаты. Ну, это стоило ему двух сломанных ребер, зато ему привели в порядок дреды и дали целую минуту подышать свежим воздухом. Пустячок, а приятно. Так Марино извинялся перед ним за ту страшную ночь, когда он его избил. Том это понял тоже не сразу, только на следующий день. Следовательно, Том планировал стать хорошим и иногда обижаться на его глупости. Только вот Марино, как обычно, все испортил. Его не было два дня. Потом он пришел, поставил Тома в коленно-локтевую позу, отымел без всякой подготовки и ушел. Просто трахнул и свалил. Тому было чертовски обидно. На следующий день он и вовсе ему наподдал. Не сильно, но ощутимо. Сорвал зло по полной программе. Том тогда снова забился под кровать. Марино выудил его за ногу, пнул пару раз в живот и сказал, что если Том не перестанет собирать пыль под кроватью, он ее вынесет, и Том будет спать на полу, раз ему так нравится половая жизнь. Том, в свою очередь, готов был спать хоть на потолке, лишь бы он от него отвязался. Поэтому с нежностью и влюбленностью пришлось завязать. Каждое появление Марино в комнате становилось для него настоящим испытанием. Том уже знал, что, если Марино сладко улыбался только уголками губ или протяжно и тихо урчал, как кот, которому отдавили хвост, значит, береги голову и живот — бить будет. При чем ему не нужен повод. Он просто пришел его избить. И изнасиловать. А уж если вдруг появлялся повод… Видимо, у Марино что-то не ладилось в последнее время, потому что он бил его очень часто. Если глаза мужчины сияли и искрились, значит, все будет замечательно. Он приласкает, понежничает, поболтает. Будет ласковым и заботливым. В этом случае можно что-нибудь попросить. Он не сразу, но сделает. Поиздевается, поломается, но сделает. В основном это касалось каких-то любимых блюд Тома или какой-то бытовой мелочевки, вроде другой марки зубной пасты, новой щетки или шапочки для волос, чтобы не мочить дреды. Большего он просто боялся просить. Но таким Марино был всего три раза, кажется, за месяц. В основном Тома или били, или использовали как дырку. Чего ждать сегодня?
Он не понимал, что его держит и не дает сойти с ума. Жить в постоянном страхе, бояться ложиться спать, бояться открывающейся двери, заглядывать в глаза, чтобы понять, будет сегодня больно или нет. Жить в полной тишине, без глотка свежего воздуха. Разговаривать только с собственным отражением в ванной, воображая, что напротив стоит не он, а его брат-близнец. Он понимал, что крыша тихо отчаливает, как непривязанная лодка. И он тянулся даже к Марино, потому что, когда тот бывал в настроении, с ним можно было перекинуться парой фраз, иногда поострить, иногда просто поговорить. Да хотя бы послушать человеческую речь… Как мало ему стало нужно для счастья — голос человека, свежий воздух и ласка. Но Том не сдавался. Он держался из последних сил. Он придумывал себе развлечения, которые со стороны могли показаться сумасшествием. Он подолгу делал зарядку, качал пресс, отжимался. Иногда со скуки он начинал скакать по комнате и изображать, что играет на гитаре. Но это было особенно болезненно, потому что тогда он вспоминал прошлую веселую жизнь, и хотелось выть волком от безысходности.
Сегодня Марино пришел какой-то хмурый и взъерошенный. Том опасливо покосился на него с подоконника, мысленно отметив, что вечер перестает быть томным и грозит обернуться рваным задом. Когда Марино не улыбался — это было хуже всего. Мужчина скинул халат и улегся на кровать.
— Иди сюда, — приказал сурово.
Том не стал его злить еще больше. Подошел и встал у ног, отвернулся в сторону.
— Слушай внимательно. Ты сейчас очень хорошо мне отсосешь, а потом оттрахаешь. От того, насколько хорошо ты это сделаешь, зависит количество членов, которые тебя сегодня будут иметь во все дыры. Хочешь групповуху?
— Нет, — он отшатнулся.
— Приступай, — Марино откинулся на подушку и раскинул руки в стороны.
— Марино, я… — проблеял Том.
— Займись уже делом. И самое главное, заткни свою пасть, пока я тебе ее сам не заткнул. Я жду. Считаю до трех. Два уже было.
Том сжался весь, поморщился. Мысль о том, что надо взять в рот чужой член, вызывала в нем рвотные позывы.
— Том, — протянул Марино. — Мне долго ждать?
Он забрался на кровать и сел у него между ног. Принялся неумело ласкать тело, очень сковано, очень зажато, едва касаясь кожи поцелуями и языком, максимально оттягивая момент спуска к паху. Марино некоторое время наблюдал за Томом, потом недовольно опустил его голову вниз.
Том мялся. Он не мог. Физически не мог. Психологически…
— Тебе помочь? — Марино подложил руки под голову и заинтересованно взирал на красного, как свежесваренный краб, Тома.
Он взял полувозбужденный член в рот. Втянул его, пососал слегка. Вкус и запах обычные — Марино и какого-то геля для душа. Чуть солоноватый привкус из-за капелек смазки. Похоже на сопли. Господи, и это ж надо еще как-то проглотить... Да, не слишком приятно и очень уж отвратительно. Начал его облизывать и посасывать, скользя языком по венчику головки, по уздечке, по крайней плоти. Перешел на ствол, помогая себе рукой. Кое-как ему удалось возбудить Марино. Он ласкал яички. Осторожно брал каждое в рот и облизывал. Потом опять вернулся к торчащему члену. Взял в рот головку… Марино надавил ему на затылок, вынуждая опуститься ниже. Том начал давиться.
— Нет, ну, дьявол, я хочу, хороший минет, а не это дерьмо, — фыркнул мужчина.
Он схватил его за волосы и резко опустил на член. Том закашлялся. Не выпуская дред, Марино скомандовал:
— На пол на колени, — и не дожидаясь исполнения, скинул его с кровати.
Том зажмурился, одна рука держится за его руку, вторая — вцепилась в его бедро.
— Рот!
Он сжал зубы.
— Рот, я сказал! — Марино дернул за дреды назад. Том зашипел. — Укусишь, забью, как шавку.
Что было потом, Том толком не помнил. Марино так трахал его в рот, что от недостатка кислорода и страха, он едва не потерял сознание. Он давился, когда член входил слишком глубоко. Он мычал, пытаясь упросить его закончить. Марино кончил ему на лицо и размазал по нему сперму. Содержимое желудка стремительно понеслось вверх. Марино отвесил ему пощечину и кинул на постель. Поставил на четвереньки. Взял быстро и грубо. Том кричал, просил, умолял. Но в того словно бес вселился…
Он отшвырнул безвольное тело прочь. Упал рядом, недовольно кривясь и выравнивая дыхание. Том отодвинулся на самый край и повернулся к нему спиной. Тело ужасно болело. Задний проход неприятно жгло. Горло драло. Том даже видел плохо из-за слипшихся ресниц.
Пару минут Марино лежал и о чем-то раздумывал, потом потянулся и произнес:
— Мне не понравилось. От трупа больше отдачи, чем от тебя. Какое число тебе нравится, мальчик? Три или пять?
— Никакое… — буркнул Том.
— Я не слышу, — строго повысил он голос.
— Марино, за что ты так со мной? — Том, морщась, сел перед ним на колени. — Я же делаю все, что ты хочешь. Я не перечу тебе, не сопротивляюсь. Я стараюсь подстроиться под тебя, под твое настроение. Я же тянусь к тебе. Ты — единственный живой человек в моем вакууме. Ты — единственный, с кем я могу поговорить. Всё, что мне надо от тебя, — это немного ласки и несколько слов. Я же живу в полной тишине, не слышу здесь ни звука, я схожу с ума от безделья и тишины. Я попросил тебя всего лишь об одном одолжении — телевизор или плеер, чтобы хотя бы слышать чужую речь, чтобы не загибаться тут от собственных мыслей…
— Здесь нет розеток. И не будет.
— …Я ведь даже не знаю, какое сегодня число, какой день недели, какой месяц. Я живу тут в полном вакууме. Ты лишил меня всего — солнца, воздуха, одежды, жизни. Ты лишил меня жизни! Все, что у меня осталось — мое тело. И я даю его тебе, рассчитывая только на одно — ты будешь добр к нему. Но ты все равно бьешь меня и насилуешь. А за что? Я ведь не сопротивляюсь. — Слезы обиды потекли по щекам. — Хочешь отдать мое тело кому-то? Отдай. — Том оперся на руки и покрутил задом. — Отдай! Ну же, чего ты? Зови всех! Я готов! Пусть они тоже рвут меня… Глядишь… сдохну… наконец-то… — Он упал на постель и сжался в комок.
Марино с силой пнул его, скидывая с кровати.
— Да если бы не я… — зарычал зло.
Том сел на полу и с ненавистью зашипел:
— Да если бы не ты, я бы сейчас занимался любимым делом, трахал девчонок и вовсю отрывался в клубах! Я бы жил полной жизнью и получал от каждого часа удовольствие! Я бы просыпался с удовольствием! Я бы засыпал от приятной усталости! Я бы путешествовал! Я бы общался с людьми, и мне бы было с кем поговорить! Если бы ты не украл у меня все это, я бы был свободен! А что ты дал мне взамен? Боль? Унижение? Тишину? Страх? Я ведь завишу даже от того, где ты ночуешь, потому что, если тебя нет дома, меня некому кормить!
Марино вскочил на ноги. Казалось, он прожжет глазами дыру в Томе.
— Убей меня, а… Ну что тебе стоит? Просто убей… Зачем ты так издеваешься надо мной? Просто убей… — всхлипывал Том. — Даже дети любят свои игрушки, берегут их и не ломают. А я кто для тебя? Домашняя зверушка? Таракан, которому ты с садистским удовольствием отрываешь лапки, травишь ядами и смотришь — сдохнет или выживет? Я ведь живой… Я ведь чувствую… Купи себе другую игрушку, а… Которую ты будешь любить и беречь… А меня убей, пожалуйста, а… Ну, пожалуйста, ну, убей меня…
Он схватил его за дреды и дернул вверх. Том вцепился в его руки, стараясь ослабить хватку.
— Ты жалок, — процедил он ему в лицо. — Ты ничтожество. Ты закатил мне истерику, как какая-нибудь тупая телка.
— А кто я? — его глаза горели отчаянной ненавистью. — Кто я? Я тупая телка и есть! Без права голоса и каких-то желаний! Дырка, которую тебе так нравиться рвать! Кусок мяса, который тебе так приятно терзать!
— Я думал ты мужик! — Марино тряхнул его, злобно кривясь.
— Мужиков в задницу не ебут! — ехидно оскалился Том.
Марино швырнул его на пол, пнул пару раз в бешенстве и вылетел из комнаты. Том хрипел и кашлял, жмурился, пытаясь справится с болью. Попробовал встать… Ничего не вышло. Кое-как он подполз к кровати и забрался под нее. Как же больно… Но ничего… Зато он все ему сказал. Толку все равно не будет, но хоть на душе легче стало.
В позе эмбриона Том пролежал больше суток. Любое движение вспыхивало в глазах звездочками, а в теле отдавалось пламенем. Он старался не шевелиться, не моргать и даже не думать. Спать, правда, не особо получалось, скорее он проваливался в полузабытье, и вообще его нынешнее состояние было больше похоже на сонный бред. Казалось, что сейчас откроешь глаза — и все кончится. Но сон не кончался.
К вечеру второго дня Том более-менее пришел в себя. Правда, от долгого неудобного лежания все тело затекло, он вытянулся, но вылезать из-под кровати не стал. Неизвестно, что Марино приготовил ему на этот раз. Лучше не показываться ему на глаза.
Однако Марино не появился у него и на третий день. Том не знал, какому богу молиться от счастья. Удручало только то, что если Марино не объявится в ближайшие дни, то ждет его мучительная голодная смерть. В принципе он бы протянул и на воде какое-то время… Сколько люди живут без еды, а? Том попытался выбраться из-под кровати, но не смог даже вылезти наружу — слабость такая, что… Он испугался. Он чувствовал и руки, и ноги, мог ими шевелить, но совершенно не мог двигаться. Сил не было. Вообще. Том грустно усмехнулся. Вот и все. Хотел умереть — получите, распишитесь. Прости, брат… Том старался, правда… Он очень старался… Он терпел. Он приспосабливался. Он прогибался. Заставлял себя. Он заставлял себя жить, когда очень хотелось умереть. А сейчас… У него нет сил на то, чтобы хотя бы доползти до ванной и попить. Надо как-то хотя бы выбраться. Камеры… Марино увидит, как ему плохо и придет. Может он специально не приходит, ждет, когда Том выберется из-под кровати? Фигня только в том, что Том физически не может выбраться, а не из вредности.
Голова сильно кружится. Пол под спиной ходуном ходит. Замкнутое пространство давит на сознание. Интересно, а каково это лежать в гробу? Наверное, не очень удобно. Жестко. Подушку бы сюда… И одеяло… Холодно и трясет. Не сильно, но неприятно. Интересно, а умирать страшно? Или это будет сон? Когда он умрет, то тут же покинет свое несчастное тело, не будет сидеть рядом с ним и страдать. Он полетит к брату. Через моря, через океаны он полетит к брату. Он даже не будет приходить к Марино в страшных снах и мучить его угрызениями совести, он будет рядом с братом. Будет оберегать его и защищать. Будет греть его руки. И вытирать его слезы. Он будет охранять его сон. Надо только постараться и умереть, пока Марино опять не привел своего доктора. Когда он умрет, Марино ничего уже не сможет сделать. И доктор ничего не сможет сделать. Том будет далеко. Рядом с братом. А если он забыл? Если навсегда стер его из своей памяти? К кому лететь? Ради чего умирать?
— Том? — услышал он далекий голос. — Том!.. Твою мать!.. Он ледяной!.. Уберите это отсюда!
Свет неприятно резанул по полуприкрытым глазам.
— Том! — тряс кто-то, похлопывал по щекам. — Том! Мальчик! Принеси немедленно теплое одеяло! А ты бутылки с теплой водой! Бегом!!!
Он неровным рывком взлетел и плавно переместился на что-то мягкое.
— Том! Где болит? Покажи мне, где болит? — в глаза кто-то пытался заглянуть. Том с трудом сомкнул веки. — Да что же ты такой холодный-то? Тут же тепло. Малыш, где болит? Не надо ничего говорить, просто покажи, где болит.
Его накрыли одеялом, обложили бутылками с теплой водой. Том находился в каком-то очень странном состоянии — он все слышал и местами осознавал, но совершенно ничего не мог ни сделать, ни сказать.
— Ульрих! Это я. Да… Нет, со мной все в порядке… Ну, относительно, конечно… Ну, да, потрепали… Шкуру мне подпортили… Нет, не сильно. Залатали уже… Да, неприятно, но вопрос решен и это самое главное. Это все ерунда. У меня с мальчишкой беда. Я зло на нем сорвал… Нет… Пара оплеух… Не больше… Серьезно… Ничего не должен был сломать или отбить. Но, сам знаешь, сюда никто не может войти, а я сматывался так спешно и завис так надолго… Нет, я не оставил ему еды… Да… Три дня… Нет… Мои говорят, что он три дня из-под кровати не вылезал. Как залез, так и лежал под ней… Вообще… Нет… Вообще не вылезал… Ульрих, не мог я ему ничего отбить! Ты же знаешь, как я бью. Мне двух ударов хватает, чтобы на тот свет человека отправить… Сейчас что?.. Он бледный очень, холодный. Зрачки огромные. Еле дышит. Пульс… Пульс есть… Но я его не могу прощупать. Только если ухом сердце слушать… Судороги?.. Не знаю… Судорог вроде бы нет. Он дрожит весь. Мелко так… Я его пуховым одеялом укрыл и бутылками с теплой водой обложил… Ты уверен?.. Нет, ну пнул пару раз… Нет… Не трогаю я его голову!.. Так… По рукам, по ногам пнул… Точно обморок?
Голос стремительно удалялся, а потом и вовсе исчез. Том хотел лечь на бок, на спине у него кружилась голова и сильно тошнило, но не смог. Он перекатил голову на другой бок и заметил, что… Дверь открыта! Входная дверь открыта!!! Надо встать! Надо немедленно встать и бежать! Он так долго ждал этого момента! Надо заставить себя встать! Собрав все силы в кулак, вцепившись в открытую дверь взглядом, Том с трудом приподнялся, перевернулся на живот и спустил ноги на пол. Надо двигаться быстрее. Марино сейчас вернется. Быстрее! Быстрее!!! Он сполз на пол окончательно, но если перекатываться по кровати еще как-то получалось, то вот на полу силы катастрофически кончались. Черный проем манил к себе. Том видел, что и вторая дверь открыта. Путь на волю… Свобода… Там, за этими дверями свобода… Просто надо встать и выбежать вон. И бежать, куда глаза глядят. А если не получится, то просто выпрыгнуть в окно. И лететь… Лететь к Биллу… Он ждет его… Он помнит о нем… Он скучает по нему…
— Пресвятая Дева Мария! Я все-таки вынесу отсюда эту чертову кровать! Будешь спать на полу. Согрелся хоть немного? Давай-ка обратно в постельку и спать. Оп… Вот так… Послушай меня, мальчик. Если ты хочешь опять спрятаться под кроватью, то скажи об этом сразу, я пристегну тебя к постели наручниками. Ты хочешь, чтобы я пристегнул тебя наручниками? — Том не смог ответить. По вискам текли слезы. — Вот и славно. Ну что ты расклеился? Не реви. Сейчас будет полегче. Сейчас еду тебе приготовят. Ну, не плачь. — Марино вытер ему слезы. — Правда, я не собирался морить тебя голодом. Так вышло. Я ведь только благодаря тебе выжил и вернулся. Подумал, что ты тут без меня пропадешь, и никто тебе вообще не поможет, взял себя за шкирку и заставил жить. — Он ухмыльнулся. Набрал чей-то номер. — Ульрих, объясняй, что делать... Давай ты приедешь, а? Я прямо сейчас за тобой самолет вышлю… Я понимаю, что у тебя работа, но я плачу тебе гораздо больше, так что я у тебя приоритетный клиент… Хорошо… Что делать?.. Ага… Понял… — Марино осторожно вынул руку Тома из-под одеяла и вытянул ее. Закрепил тонометр. Включил его. Прибор зашуршал, накачивая воздух в манжету и сжимая руку до неприятной боли. — Нет, ну он шевелится. Только, похоже, не соображает ничего. Вот с кровати свалился. Наверное, опять хотел в свою нору забраться. Ха, норное животное… Я его не запугиваю, я его наказываю… Да… Вот... Ага… Что он показывает? Он показывает нам… 70 на 50. Пульс 45. Дерьмо какое! Даже я понимаю, что это мало… Хорошо… Да… Я понял… Да… Я его жидким пюре покормлю… Ага… От давления, успокоительное и снотворное… А если он не будет есть, ты прокапаешь его?.. Хорошо… Ну, считай, что самолет уже вылетел… Хорошо, с меня как обычно… Ульрих, а вода? Как его поить?.. Да… Я понял… Жду тебя.
Марино снова куда-то вышел.
Том от обиды на себя опять заплакал. У него был шанс… Шанс спастись или погибнуть… И он его не использовал… Ну что он за дерьмо такое безвольное?
— Том… Том… Дьявол! Ну, прекращай рыдать. Давай-ка, я тебя уложу получше… Что у нас тут с бутылками? Теплые еще. — Марино приподнял его и подложил под спину еще две подушки, чтобы Том полусидел. Поднес ложку с водой к губам. — Пей. Вот так… Еще ложечку… И еще немного… Давай, мальчик… Сейчас мы тебя починим.
— Зачем? — кое-как выговорил Том.
Марино улыбнулся:
— Чтобы рвать мою дырку и терзать мой кусок мяса, — он нежно поцеловал его в губы.
Том не ответил. Сморщился, словно ему к лицу поднесли жабу.
Марино влил в него еще несколько ложек воды. Сделал несколько уколов. Один шприц отложил в сторону:
— А это после завтрака. Поешь и спать. Сколько возни и мороки с тобой, зверушка…
Том не стал сопротивляться — съел всё, что скормил ему Марино. Стало, действительно, получше. По крайней мере, худо-бедно, но он мог шевелиться.
— Сделать тебе снотворное? — спросил мужчина, отставляя пиалу в сторону. — Поспишь?
— Не хочу.
— А что хочешь?
— Домой.
Он хмыкнул.
— Это не обсуждается. Ты же знаешь…
— Тогда зачем спрашиваешь, чего я хочу?
Марино улыбнулся. Скинул с себя одежду. Том заметил, что левое плечо перебинтовано, и он бережет левую руку, лишний раз ее не трогает. Мужчина забрался к нему под одеяло. Обнял, прижал к себе. Том заметно напрягся. Он погладил его по голове и поцеловал в лоб.
— Спи, давай. Спи. — Он ухмыльнулся. — Зверушка… Руки все равно холодные, как у лягушонка.
Он чуть повозился, устраиваясь поудобнее у него под боком, потом закрыл глаза и через несколько минут заснул.


***

Том, завернувшись в одеяло с головой, сидел на постели по-турецки и с жадностью уплетал горячие бутерброды с ветчиной и сыром, запивая их кофе с молоком из большой чашки. Настроение было отличное. И даже улыбчивое ворчание Марино не смогло его испортить. Марино же сидел на подоконнике, смешно болтал ногами и наблюдал за парнем.
— Где тебя так? — кивнул Том на перебинтованное плечо.
— Ерунда, — отмахнулся мужчина. — Наши местные разборки. Кто-то решил, что у меня слишком большая доля рынка и мне надо поделиться. А я не стал. Трех сантиметров не хватило, чтобы в сердце. Так что тебе чрезвычайно повезло в тот вечер.
— Спорный вопрос, — хмыкнул Том.
— Что именно тебя смущает?
— А чем ты занимаешься? — резко сменил он тему.
— Тебе не надо этого знать. Важно, что тебя кормят, поят, есть на чем спать и кому лечить.
— Ну, как это не важно? Вот пристрелят тебя, а я тут с голоду помру. Знаешь ли, приятного — мало.
— Смешной ты. Несколько дней назад на коленях умолял меня убить тебя, а сейчас боишься умереть. Тебе не все равно, как это произойдет?
Том сделал большой глоток и вздохнул:
— Просто умереть от голода как-то нелепо, хотя и гораздо приятнее, чем от побоев. Марино, а что будет, когда я тебе надоем?
— Ничего, — он растянул губы в неприятной улыбке. Том понял, что не надо было об этом спрашивать, но уже сильно поздно. — Тогда я тебя убью. Продать я тебя не смогу, как предыдущего мальчика, так что дыши, пока я разрешаю. Каждый твой день может стать последним.
Том удержал на лице улыбку, даже счастливое выражение глаз почти не изменилось, лишь чуть прищурился, а вот внутри все похолодело и задрожало.
— А можно я тебя тогда попрошу? Ну, так сказать, последнее желание? — как ни в чем не бывало, спросил он. — Отдай мое тело брату. Оно ведь тебе больше будет не нужно, а он хотя бы попрощается со мной. Я хочу, чтобы меня похоронили на родине. Обещаешь?
Марино рассмеялся.
— Нет, конечно. Я купил твое тело, и теперь оно принадлежит мне, и я сам буду решать, что с ним делать. Вот сделаю из тебя чучело с дыркой и буду трахать и после смерти.
Том хихикнул. Хотелось убить его, растерзать, вырвать сердце и заставить его съесть, но Том хихикал. Он будет улыбаться, будет хихикать, он не покажет, как сильно ненавидит и боится его.
Потом они повалялись на кровати и поласкались, поцеловались. Том аккуратно помял его плечи, погладил шею, спину, помассировал икры. Марино покрыл тело нежными поцелуями, иногда чуть покусывая кожу. Он наслаждался им, едва касался губами и руками. Возбужденный член скользил по животу, легко дотрагиваясь до такого же возбужденного мальчишеского.
— Я хочу, чтобы ты всегда был таким, — страстно шептал Том, обхватив его ногами за талию. — Хочу, чтобы ты любил меня. Был со мной. Дарил себя.
Он выгибался и постанывал, он ласкал его и царапал. Он прижимался к нему всем телом и чуть подрагивал от его прикосновений. Марино заводился все больше, становясь резким, даря все более агрессивные ласки, но без боли. Неожиданно он остановился, выругался и рухнул на распростертого под собой Тома.
— Что? Тебе больно? — обеспокоено поинтересовался Том, испытывая очень двоякие чувства — обиды, что обломалось всё, и радости, что всё обломалось.
— Нет, просто забыл. Я хотел сегодня кое-что сделать и забыл.
— Ну, давай ты сделаешь это чуть попозже, — он потерся о бедра Марино.
Тот приподнялся на локтях и встревожено посмотрел на парня.
— Ты прям сегодня странный какой-то. Что-то произошло, пока меня не было?
— Нет, — качнул Том головой, улыбаясь. — Просто ты хороший со мной, и я хороший с тобой. Тебе же так приятнее, и мне. Я не хочу, чтобы ты делал мне больно. Я хочу, чтобы ты любил меня.
— Хм… Ты решил меня влюбить в себя? Но так ты мне быстро надоешь.
— Надоем — убьешь. Зато это будут самые лучшие дни моей говенной жизни, — пожал он плечами, лукаво улыбаясь. — Ты только не забудь, о чем я просил, ладно? А я постараюсь тебя не расстраивать.
Марино недовольно выдохнул и слез с него.
— Договоришься, — бросил он, уходя.
Том несколько минут повалялся, потягиваясь то так, то этак, потом ушел в ванную.
— Ненавижу тебя, блядь дешевая, — презрительно плюнул он в собственное отражение. — Убьет — правильно сделает. Но ты держись, Том. Пока есть силы и возможность — держись. Интересно, а если Билл узнает, как я выторговывал себе жизнь, он отвернется от меня? Наверное, я буду ему противен. Он даже из жалости ко мне не прикоснется. Он будет ненавидеть меня, смеяться и издеваться… Надо мной все будут смеяться и издеваться. Все…
Он тяжело дышал. В глазах стояли слезы. Он будет всем противен, от него отвернутся все-все, даже брат… Том тяжело вздохнул. Взгляд потухший, уголки губ опущены. Может, как-то попробовать умереть? Довести Марино, пусть он забьет его до смерти… Он не выдержит, если Билл станет его ненавидеть. Это самое ужасное, что может произойти, — пройти через ад и получить в награду презрение близнеца. Он не переживет этого…
Он весь день просидел на подоконнике, мрачно созерцая, как у далекого острова кипит жизнь. Хотелось валяться на полу, выть, рвать волосы. Хотелось лежать трупом и ни на что не реагировать. Хотелось назло Марино вырваться на свободу. Вырваться и жить! Именно жить! На полную! А не существовать, завися от того, прибьют этого ненавистного мужика сегодня, а может быть Марино сам прибьет его или покалечит…
Марино пришел на закате. Принес что-то. Осторожно положил на кровать.
— Не вижу радости, — фыркнул он, когда заметил, что Том на него не смотрит.
Поворачиваясь к мужчине, Том надел на лицо улыбку. Засветился так, что самому противно стало.
— Что это? — спрыгнул он с подоконника и подошел к кровати, чтобы получше разглядеть…
Одежда?!
— У тебя есть полчаса на то, чтобы привести себя в порядок.
— Ч-что… э-то? — заикаясь, спросил он.
— Трусы, носки, бандана, брюки, футболка и туфли. Давай, 30 минут. Время пошло.
— Марино… — пробормотал Том ошарашено.
— Двадцать девять минут, — подтолкнул его мужчина к ванной.
Когда он вышел, Марино уже не было. И это хорошо. Том достал трусы и ужаснулся — стринги. Может на девках они и смотрятся сексуально, но он это надевать совершенно точно не будет. Брюки классические. Цвета слоновой кости. Том такие не носит. Под цвет них мокасины. Носки и футболка кипельно-белые. В прошлый раз он передвигался в пределах дома — в шортах, майке и босиком. Сейчас… А куда это Марино собрался его отвезти?
Брюки очень плотно сели на бедрах. Не удобно. Он в такой одежде сто лет не ходил… Блин… У Билла и те штаны свободнее сидят. К тому же надо быть осторожным, чтобы в случае чего не прищемить молнией нежную кожицу, только издевательств Марино ему не хватает для полного счастья. Футболка оказалась тоже по фигуре и вдобавок короткой. Рукавов нет, бледные, тонкие руки в ней смотрелись жалко. Ужас, насколько ему было не удобно. Мокасины хорошие, только подошва очень тонкая. Том свернул бандану с бледно-желтым рисунком и завязал ее на голове. В целом, выглядит он шикарно, только вот он терпеть не может вещи по фигуре…
— Марино! — повис он у вошедшего мужчины на шее.
— Тебе нравится?
— Очень! Только я настолько отвык от одежды… — Том потупился. — А куда мы пойдем?
— Ты же хотел подышать воздухом, погулять… Ну, вот сейчас мы этим и займемся. Если мне понравится эта ночь, то, обещаю, иногда их повторять. Ты согласен?
— Да! — восторженно выдохнул Том, вновь повесившись на него.
— Только кое-чего тебе не хватает, — Марино застегнул на шее мягкий ошейник, какие обычно любил таскать Билл. И все было бы хорошо, если бы от него не тянулась тонкая цепочка.
— Я так не пойду, — Том попятился назад, с ужасом глядя на поводок. Затряс головой. Губы дрожат. В глазах отчаянье.
Марино удивленно уставился на мальчишку, дернул за поводок.
— Я не пойду так… — лепетал он. — Я, конечно, твоя домашняя зверушка, твоя дырка, твой кусок мяса, ты можешь делать со мной все, что хочешь, можешь убить, изнасиловать, продать, но я так не пойду. Я не собака, чтобы меня выгуливали на поводке. Я лучше навсегда останусь без воздуха, но на поводке никуда не пойду. Я человек, а не собака.
Том расстегнул ошейник и уронил его на пол.
— Ты знаешь, что я с тобой сделаю за непослушание? — зарычал Марино.
— Знаю. Я никуда не пойду на поводке, — едва слышно прошептал он.
Удар по лицу. Губы в кровь. Том посмотрел на грудь. Несколько капель попало на футболку. Он грустно хмыкнул. Погулял? Принялся медленно раздеваться. Подышал воздухом? По щекам текли слезы. Понравилось?
— Убей меня, Марино, а… — всхлипнул он. Руки плетьми упали вдоль тела. — Давай уже закончим с этим… Я очень устал… Ты только помни о моем последнем желании… Пожалуйста… Убей, а…
Марино ударил в живот. Том охнул и согнулся пополам. Воздуха не хватало. Он опустился на колени и сжался.
— Спасибо, — поднял к нему благодарные глаза. Зажмурился, ожидая следующей партии боли.
Вместо этого хлопнула дверь.
Том повалился на бок. Больше нет необходимости ходить в дурацкой маске, заставлять себя светиться от счастья, не надо деланно стонать и изображать страсть, можно быть собой.
— Билл! Билл! — воскликнул он в потолок. — Если между нами есть эта чертова связь, то прости меня! Почувствуй меня! Разреши мне умереть! Не могу больше! Не хочу больше! У меня и спастись не получается, и жить нормально не выходит, и сдохнуть спокойно не дают! Не могу так больше! Прости меня, я слабый… Я сдаюсь… Билл, прости меня…
Он размазал слезы по щекам. Раковина ведь фаянсовая? А значит бьющаяся… Следовательно, можно ведь осколком вскрыть вены… Ну, если сильно постараться… Ночью… Набрать теплой воды и вскрыть вены. К утру все будет кончено. Сейчас сделать вид, что лег спать, а ночью… Том кое-как улыбнулся. Он скоро будет свободен. К черту Марино. К черту тело! Если жизнь после смерти существует, то лучше так. А Билл… Он поймет и простит… Брат обязательно поймет и простит… Он почувствует. Он обязательно почувствует… И простит…
Но ночью ничего не получилось. Том пошло проспал собственное самоубийство. В ту ночь ему снился Билл. Снилось, как они бегут по самой кромке воды, а в воздух взметают мириады брызг. Они играют в салки-догонялки. Причем не понятно, кто из них водит, потому что Том то догонял его, то сам убегал. Они смеялись и веселились. Он был абсолютно счастлив в том сне. Потом Билл поймал его и прижал к себе сильно-сильно, словно прощаясь. А когда оторвался, то Том увидел, как по его щекам быстро-быстро бегут слезы. Он с нежностью смотрел в глаза-отражения своего близнеца, осторожно вытирая непрекращающийся поток, а Билл улыбался сквозь слезы так, что сердце щемило от боли…
Он проснулся разбитый и подавленный. Тело горячее, а ноги и руки ледяные — заболел, похоже. Интересно, где и как тут можно заболеть, если учесть, что он ни с кем не контактирует и не покидает пределов комнаты, которая в свою очередь закупорена полностью от всех сквозняков, а на полу толстый ковер? Том получше закутался в одеяло, великодушно оставленное Марино. Нос щекотал аромат кофе и какой-то сдобы. Значит, Марино уже приходил. Причем, недавно. Ничего не хочется. И сон какой-то странный. Билл… Билл… Спаси… Надо дождаться ночи… Надо дожить до ночи… А потом он будет свободен… Решено. Этой ночью он будет свободен.
Марино появился ближе к вечеру. Том сквозь полуприкрытые веки видел, как тот недовольно посмотрел на подоконник, где лежал нетронутый завтрак, потом широким и резким шагом направился к нему. Сдернул одеяло. Том лишь вяло дернулся, он вообще очень медленно двигался, словно через силу. Негодующее выражение лица мужчины сменилось обеспокоенным. Он коснулся лба, выругался. Том еле заметно рвано дышал, отвернулся от него, глаза влажные, красные.
— Ты прав, тебя, действительно, проще убить, — скривился Марино.
Том благодарно улыбнулся:
— Да, это было бы здорово и очень милосердно с твоей стороны.
— Рот закрой свой, пока я тебе в него что-нибудь не засунул, — зашипел он. — Кстати, хорошая идея.
Марино вернулся через несколько минут с горстью таблеток. Заставил Тома их проглотить. Погладил по горячей спине, по попе.
— Хочешь?
— Мне все равно.
Он резко ввел два пальца, Том шикнул, сморщившись, и сжал мышцы.
— Хочешь? — повторил Марино, и по интонации Том понял, что сейчас его будут рвать.
— Марино, мне очень плохо, — взмолился он.
— Ну, а мы сейчас сделаем тебе хорошо, — мужчина по-хозяйски раздвинул ему ноги.
Если не можешь предотвратить насилие, расслабься. Том уткнулся в подушку. Нравится ему трахать труп — пусть трахает.
Он лег сверху, поглаживая ему бока и плечи. Наклонился к самому уху и прошептал:
— Ты вчера испортил мне вечер, но мое предложение в силе. Только тебе придется ну очень сильно постараться, чтобы вымолить у меня прощение.
Том расстроено хмыкнул. Взялся играть — играй. На кону — жизнь.
— Ты хочешь, чтобы я тебе врал? Чтобы изображал страсть?
— Я хочу хорошего и качественного секса, а уж что ты для этого будешь делать, меня не волнует. И помни, мне должно понравиться, иначе я разорву наш договор. Я и так дал тебе второй шанс, чего никогда не делаю, — Марино откинулся на постель рядом с ним. — И еще, малыш, я должен не только видеть и слышать, что ты меня хочешь, но и чувствовать это.
Том тяжело вздохнул, сел перед ним на колени и окинул печальным взглядом смуглое мускулистое тело. Наверное, все бабы сохнут по этому ублюдку — он красив и смазлив, от него веет мужской силой, — и только Том ненавидит его настолько сильно, что готов убить голыми руками. Но это потом, а сейчас он будет улыбаться, шептать ласковые глупости и изображать великую страсть. Он наклонился к его груди и провел языком от плеча по шее к уху.
— Только в ошейнике я все равно никуда не пойду, — шепнул. — Так что я не буду пользоваться твоим вторым шансом. — Рука скользит по члену к яичкам. Спускается ниже. — Но я выполню твою просьбу. — Палец надавливает на сжатую дырочку. Марино дернулся и удивленно поднял голову. — Ты же хотел, чтобы тебе было хорошо… — Том нажал на простату, заставляя его застонать…
Это было что-то выходящее из ряда вон! Том никогда в жизни не занимался таким сексом — грубым и каким-то первобытным, но в то же время очень нежным и страстным. Сначала Том довел его до оргазма руками и ртом. Потом Марино драл его так, что из глаз летели искры, но аккуратно, на грани, когда боль еще в удовольствие. Том не отвязался от него даже тогда, когда Марино взмолился о пощаде. И он опять ласкал его руками и требовал секса. Под утро, не единожды кончив, Марино просто вырубился. Том подождал, пока его дыхание станет глубоким, и вынырнул из-под руки. Он быстро в утреннем полумраке нашел его вещи и обыскал — нужен телефон. Ни черта! Карманы пустые. Только носовой платок. Дьявол! Он раздосадованно стукнул кулаком по полу. Ладно, пусть только эта тварь скажет, что ему не понравилось. А там он найдет способ или сбежать, или позвонить. Да, главное выбраться отсюда, а уж за ним не заржавеет.
Его пробуждение тоже было необыкновенным. Марино очень нежно взял его полусонного, зацеловал всего, заласкал. И Том, лениво потягиваясь и подставляя шею под поцелуи, позволил себе немного покапризничать и пококетничать. Когда мужчина ушел, он сладко зевнул и вновь закрыл глаза — безумно хотелось спать. А еще болел зад, немного кровил… Он никогда не привыкнет к анальному сексу.
Увы, ни вечером, ни на следующий день, ни даже через день ни на какую прогулку они не пошли. Никуда они не пошли и через неделю. Марино был каким-то раздраженным и дерганым. Два раза в день — рано утром и поздно вечером — приносил еду, на вопросы не отвечал и вообще почти не разговаривал, только трахал его без лишних нежностей, когда вздумается. Один раз Том вообще проснулся от боли, потому что Марино даже не потрудился его хоть как-то подготовить, не говоря о том, чтобы разбудить… Днем он все так же сидел на подоконнике и наблюдал либо за людьми в саду, либо за соседним островом. Чтобы как-то разнообразить серые будни, Том вообразил, что смотрит бесконечно долгий и нудный сериал. А ведь когда-то он ненавидел сериалы, которые любил смотреть близнец в автобусе, чем доводил всех ребят до бешенства. Сейчас он готов был выменять душу за возможность смотреть эти тупые сериалы в автобусе с друзьями…
— Том, а почему ты не спрашиваешь, когда мы пойдем гулять? — поинтересовался как-то Марино у ласкающего его парня.
— А зачем мне спрашивать? Правду ты все равно не скажешь, если бы ты хотел меня куда-нибудь вывести, то уже вывел бы. Если не выводишь, значит, не хочешь. А какой смысл спрашивать в таком случае?
— Как же ты много говоришь? — сморщился он. — Ладно, если бы по делу, а то ведь только позволь тебе рот открыть, как ты затрахаешь кого угодно своим словарным поносом. Ты бы так минет делал, как языком треплешь.
— Как умею, так и делаю, — огрызнулся Том.
— Вот я и говорю, что говоришь ты хорошо, а минет делаешь плохо, а должно быть наоборот. Пошел отсюда, — Марино спихнул его ногой с кровати. — Иди, помойся, не хочу, чтобы от тебя воняло.
Том обидчиво надул губы и ушел в ванную, бормоча под нос ругательства в адрес Марино. А когда он оттуда вышел, то ахнул: на кровати лежала одежда на выход. Хотя, судя по настроению Марино, ничем хорошим ему этот вечер не светил.
Марино завязал ему глаза и повел по дому на выход. Том ненасытно вслушивался в звучащие вокруг звуки и жадно вдыхал запахи. Голова кружилась от эмоций. Он глупо улыбался во весь рот и покрепче сжимал руку Марино. Вцепился в нее двумя руками, словно боясь, что он передумает и вернет его обратно. Дом оказался очень большим, и Том мысленно быстро заблудился во всех этих поворотах, переходах и лестницах. А потом ему в лицо пахнуло морем. Он от восторга даже застонал.
— Марино! Марино! – затряс он его руку. — Ну, можно я посмотрю на солнце! Можно я посмотрю на деревья и цветы!
— Пресвятая Дева Мария! Не насмотрелся что ли? — Марино аккуратно снял с него повязку, стараясь не сдвинуть бандану. Том во всем белом был чертовски красивым.
Они стояли около входа в окружении нескольких охранников. Рядом благоухал розовый куст. Том не сдержался, как заколдованный вцепившись в него взглядом, ринулся мимо охраны к растению. Мгновение — и тело пронзила острая боль! Его согнули пополам, заломив руку за спину.
— Марино!!! — завопил он единственное, что пришло в голову.
Марино пальцем приподнял его голову за подбородок и вопросительно взглянул в глаза.
— Розы… Я просто хотел понюхать… — проскулил Том.
Марино кивнул охраннику. Руку отпустили. Том выпятил нижнюю губу, изобразив на лице великую обиду. Под нос ткнулся влажный цветок.
— Нюхай, — раздраженно рыкнул Марино. — Еще одна такая выходка, и ты вернешься к себе. И я тебя сразу хочу предупредить. Не пытайся сбежать. У меня хорошие телохранители, тебя подстрелят на раз-два. Этот остров — моя частная собственность. С него ты никуда не денешься, и помогать тут тебе некому. А если все-таки сбежишь, то удавись на дредах заранее, потому что, когда я тебя найду, тебе небо с овчинку покажется.
— Я и не собирался… — пробормотал Том. — Ты не понимаешь… Я так давно не чувствовал никаких запахов нормально, что…
— Пффф, — выдохнул мужчина, закатив глаза. — Это была моя самая дурацкая идея…
Том замолчал, не договорив. Да, это была самая дурацкая его идея — метнуться к цветку… Он уткнулся носом в полураспустившийся бутон и вдохнул его аромат. Хорошо-то как…
Дом действительно стоял на обрыве. Желтый, с белыми колоннами, зрительно разрезающие его на одинаковые куски. Вниз тянулся серпантин, затерявшийся под пирамидальными тополями и соснами, посаженными вдоль дороги. Каменистые склоны поросли какими-то кустарниками… Виноград! Дикий виноград стелился кое-где. Персиковые и апельсиновые деревья с налитыми плодами. Они спускались к морю. Краем глаза Том замечал, что Марино внимательно за ним наблюдает, за его нетерпеливыми подпрыгиваниями на сидении, за лицом, вплотную прижатым к окну, и пальцами, мелко постукивающими по стеклу. Ему было все равно. Он впитывал в себя окружающий пейзаж, потому что не понятно, когда еще ему удастся что-либо увидеть, кроме своего бесконечно нудного и однообразного «сериала».
Они приехали к небольшой пристани, где на волнах покачивалась белоснежная яхта. «Марино» — прочитал Том. Отдыхать на яхте «Марино» с Марино, несомненно, верх пошлости, но что не сделаешь ради искусства. Надо не забыть правила игры — влюбленная дура. Только обошлось бы без насилия… И будет обидно, если на вечеринку приглашен еще кто-нибудь. Том решил для себя, что выкинется за борт, если Марино придет в голову издеваться над ним. Черт с ним, что убьют, зато не надо терпеть боль и унижения. Что-то он так свыкся с мыслью о смерти, что едва ли не желает ее ежеминутно.
— Пойдем на ют, — потянул его за руку Марино. — Там есть шезлонги. Загорать, конечно, уже поздно, но просто поваляться всегда приятно. И, Том, аккуратнее, здесь много акул. Не лезь в воду и не свешивай ноги.
Разложенных шезлонгов было три штуки, и Том немного напрягся. Три барных стула… Ваза с фруктами… Берег плавно удалялся…
— Мы здесь будем не одни? — тихо спросил он.
Марино, развалившийся в тенечке, повернулся в его сторону.
— Почему тебя это интересует?
— Не знаю… Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать, — Том опустился рядом с ним на колени, положил голову на живот и взял руку, прижал ладонь к щеке, прося ласки.
— Это плохо? — Марино перебирал закрывшие лицо дреды, убирая их в сторону.
— Мне нравится, когда ты ласковый и нежный со мной. Нравится, когда гладишь меня. Нравится, когда заботишься обо мне. Мне хочется прижаться к тебе и согреваться в тепле твоего тела. Но ты так редко бываешь таким, что я… я… — Том сильнее прижался к нему, коснулся губами руки. — Я боюсь…
— Чего?
Том не ответил. Мягко и осторожно принялся целовать его живот, приподняв футболку. Легкими поцелуями поднялся по руке к шее, потом к лицу. Накрыл его губы своими. Язык боязливо проник в рот, коснулся зубов… Марино так же осторожно отвечал. Уголки губ чуть приподняты.
Они целовались очень нежно и лениво, играя друг с другом, дразнясь. К великому своему стыду Том обнаружил, что этот поцелуй его возбуждает, что он не играет сейчас, а действительно хочет, хочет ласки его рук, хочет ощутить его в себе, почувствовать аккуратные толчки. Хочет стонать. Хочет кончить. Он отогнал от себя дурацкую мысль, размером всего в одно слово — педик. Он не педик, он просто очень хочет жить и очень хочет вернуться домой. И какой смысл сопротивляться и орать, если Марино все равно его возьмет, только теперь уже больно, а потом опять запрет в той комнате, навсегда похоронив возможность побега? В другой жизни он будет прежним. А сейчас, да, он педик, который только что сам полез целоваться, и через минуту сам возьмет в рот и как следует отсосет. Потому что только от него самого зависит выберется он или нет, никакой надежды на брата у него не осталось. Билл не ищет его. Билл забыл про него. Заменил другим. Это Билл незаменимый, а его, Тома, заменить легче легкого. Том больше не нужен Биллу. Том для него больше не существует…
— Ты с ума сошел? — недовольно поморщился Марино, отвесив сильный щелбан по макушке. — Аккуратнее. Не надо его так втягивать.
— Я… — оторвался Том от члена. — Задумался…
— Ммм, — улыбнулся мужчина. — Надеюсь, ты думаешь, как меня сегодня порадовать?
— Да, — Том по-блядски облизал губы и провел языком по головке. Он облизывал его как эскимо. Втягивал в себя. Иногда чуть прикусывал, аккуратно, чтобы не сделать больно. Он помогал себе одной рукой. Вторая ласкала яички, иногда касалась ануса. В прошлый раз выходка Тома с пальцем в заднице прошла на ура. Марино хоть и поворчал, но явно получил море удовольствия. Том про себя усмехнулся — а, ну, как оттрахать его, только уже не пальцами… Ох, он бы оторвался, он бы порвал ему все кишки. Палец скользнул во внутрь… Он попытался совместить минет и массаж простаты. Получалось не особо хорошо, но Том старался. Мешал Марино, который вместо того, чтобы лежать смирно и не дергаться, все время выгибался и постанывал. Нравится — это хорошо, но зачем мешать-то? Марино вцепился в волосы и начала задавать собственный темп, чем еще больше испортил дело. Горло уже болело, а воздуха не хватало. Том уперся в него одной рукой, второй продолжая кое-как ковыряться в заде, через раз дотрагиваясь до простаты. Наконец-то он насадил его так, что из глаз полились слезы, а член, казалось, прорвал тонкую кожу на шее сзади. Том с облегчением почувствовал, как Марино кончает. У самого-то член на пределе, но кого это волнует…

---

правила игры.автор иманка часть1

Руки ужасно саднят. Ноги больше не держат. Тело невыносимо ноет какой-то мерзкой тупой болью. Каждое движение обжигает внутренности. Хочется сдохнуть. Хочется лечь. Хотя бы просто лечь. И сдохнуть. Из-за наручников, впившихся в запястья, руки немеют. К кольцам прикреплена цепь, какую обычно используют для охранных собак. Другой конец этой цепи закреплен на стене. Руки вроде бы и не задраны, но расставлены широко. Цепи ровно столько, чтобы нельзя было опуститься на пол даже на колени — ее длины не хватает. На щиколотках то же самое — цепи. Ноги широко разведены. Можно немного их сдвинуть, но этого не хватает, чтобы хотя бы постоять на одной ноге, давая возможность второй отдохнуть. Дурацкая поза. Со стороны, наверное, выгляжу очень смешно. Плевать. Очень холодно. Меня бьет озноб. Прислоняю горячий лоб к влажной стене. Слизываю капли воды. Моя еда. Нет, иногда он поливает меня водой из ведра или шланга. Тогда удается сделать несколько глотков. Потом он снова и снова насилует мое тело, и бросает вот так… бессильно висеть на цепях… Впрочем… Я уже давно не могу стоять… Сдохнуть тоже не могу по какой-то ошибке природы. Лишь бы больше не бил. Только бы он меня не бил…
Я живу только из-за тебя. Знаю, если мое сердце остановится, ты почувствуешь это и тоже умрешь. Я боюсь за тебя. Ты должен жить. Пока ты дышишь, я тоже буду дышать. Не важно, что будут делать с моим телом, важно, что я буду дышать. Видеть тебя в своих снах, чувствовать прикосновение твоих рук. Ты держишь меня… Отпусти… Дай мне умереть… Если умру я…
Снег… Кругом белый-белый снег. Мы в горах с родителями. Помнишь, ты хотел сделать маме сюрприз и на все сэкономленные от завтраков деньги купил ей огромный букет красных роз. Ты несся к нашему коттеджу по узкой дорожке, а я спрятался и подставил тебе подножку. Мы тогда всерьез подрались. Ты макнул меня лицом в снег. Макнул и не отпускал несколько секунд. Снег обжигал, царапал… Потом пнул под ребра и ушел, осторожно отряхивая цветы. Меня сильно знобило, мне было ужасно обидно, а я все равно долго лежал в том сугробе и смотрел на лепестки… Они казались мне каплями крови на белоснежном снегу… Такими же, как вытекали тогда из моего разбитого носа… Конечно же я заболел… Ты сидел около моей кровати, держал меня за руку и тихо плакал, обещая, что умрешь, если умру я. Тогда я поклялся, что буду жить. Ради тебя. А сейчас можно я сдохну? Отпусти…

За шесть месяцев до этого
***
Том задумчиво мыл руки, стоя перед зеркалом в туалете. Хотелось спать. Как его утомили все эти чертовы тусовки после концертов, когда на следующий день не можешь разодрать глаза, полдня ходишь, как сомнамбула, и только к вечеру более-менее приходишь в себя. Вечный недосып, нервотрепка, постоянная толпа вокруг. А иногда так хотелось побыть наедине с собой. Подумать, помечтать. Он давно не мечтал. Жил в какой-то чехарде. Неожиданно в зеркале за его плечом возникла девушка. Надо заметить, удивительно красивая девушка. Том даже рот приоткрыл, до чего хороша девица. В туалете никого нет. Охрана проверила. Откуда она здесь? Не важно. Может быть, задержаться на несколько минут. Право слово, мимо такой проходить — большой грех.
Он плавно повернулся к ней, состроив свою самую соблазнительную рожицу. Посмотрел ей прямо в глаза.
— Как тебя зовут, крошка? — хитрый прищур и язык по пирсингу в губе.
— Мия, — томно отозвалась та.
— Хочешь?
— Хочу.
Она шагнула вглубь, ближе к окну.
Том ухмыльнулся и отправился к ней, прикрыв за собой дверь, отделяющую помещение с умывальниками от помещения с писсуарами. Дерьмо, конечно, трахаться в таком гнусном месте, но если киска будет хороша, то можно будет продолжить в его номере.
Она обвила его шею руками, припала губами к губам и ворвалась в рот язычком. Том немного опешил от такого напора, но руки уже уверенно скользили по полуобнаженному телу, мяли округлые ягодицы, обтянутые тонкими шелковыми шортиками, ласкали красивую грудь. Он повернул ее к себе спиной, одной рукой стараясь быстро расстегнуть пуговку шортиков, а другой — задирая короткий топ вверх.
Мия изящно выгнулась. И Том с удовольствием отметил, что у нее удивительно красивые руки — гибкие, тонкие, похожие на лианы. Он наконец-то справился с пуговицей и молнией на шортах, дернул их вниз. Девушка не дала их снять. Повернулась к нему с хитрой улыбкой, что-то пряча за спиной.
Очень хорошо, что у нее есть презерватив, — подумал Том. Он сегодня не планировал трахаться, поэтому не подготовлен.
— Закрой глаза, малыш, — ласково мурлыкнула она ему на ухо. Том повиновался, расплываясь в довольной ухмылке.
В плечо что-то ударило, кольнуло. Он тихо охнул и недовольно распахнул глаза. Ее лицо, наполненное презрением и ненавистью, расплывалось. Том хотел что-то сказать, позвать на помощь, но вместо этого безвольно рухнул к ее ногам. Последнее, что он помнил, как она плюнула ему в лицо…


***
Тому снился какой-то кошмар, как будто кто-то пытается отпилить ему запястья, а он не дается. Но этот кто-то явно сильнее и потому медленно, но верно цепь бензопилы приближается к его рукам. Когда кожу обожгло огнем вращающегося с бешеной скоростью металла, он завопил во всю глотку, дернулся и проснулся. Однако пробуждение хоть и избавило его от одного кошмара, моментально перенесло в другой — он был прикован наручниками к горячей батарее в убогой комнате, где толпилось еще несколько человек. Том недоуменно вскрикнул. Его пнули ногой по спине:
— Заткнись, урод!
От неожиданности он повалился на бок. Сбитые запястья болели, а соприкосновение с горячей батареей доставило неприятные ощущения рукам и телу.
Он в страхе обернулся — кто-то совокуплялся прямо за его спиной на грязном матрасе. Том постарался подняться. Парень и девка перетягивали руки чуть выше локтя. Еще один парень снял штаны, раскорячился, видимо, собираясь уколоться в район паха. Баба неопределенного возраста пила что-то мутное… Том побледнел. Его сейчас вырвет. Где он? Что за черт? Какого дьявола?
По спине пробежались холодные пальцы. Он почувствовал это даже через два слоя футболок. Том отшатнулся, но с прикованными руками далеко ли уйдешь?
— А ты ведь тоже ничего… Ну-ка, покажи мне свою розовую попку…
Рядом с ним стоял парень, который только что трахался… трахал… другого парня… Том заметался. Черт! Если руки вне игры, то остаются еще ноги. Шансов никаких, но хоть кому-то он засадит по яйцам со всей дури.
Однако с его ногами разобрались очень быстро: одна подсечка — и вот он грохнулся на пол, сильно ударившись плечом.
— Хочешь поиграть? — незнакомец навалился, языком полез в ухо — противно и щекотно одновременно. — Ну, давай поиграем. — Руки по хозяйски расстегивают пуговицы на джинсах. — Как ты хочешь поиграть? — Он пытается снять с вырывающейся жертвы штаны. — Иди ко мне, пупсик…
Последнее слово окончательно отключило мозг Тома. Взбесило. Просто до трясучки взбесило. Он выгнулся под парнем и как-то умудрился засадить ему коленом в пах. Тот вскрикнул
согнулся пополам. Том снова его лягнул. Теперь уже в живот. Откинул мерзавца в сторону. Подобрался весь поближе к батарее. Черт! Штаны только наполовину стянуты, не одеть теперь никак.
— Ну, всё! — взвизгнул парень, налетая на пленника. В ход пошли ноги и кулаки. Том лишь смог кое-как прикрыть голову и сжаться от сыпавшихся на него градом ударов. Его резко дергают за щиколотки, разводя ноги в стороны. Том кричит от боли в перекрученных руках, тело словно набили камнями — настолько больно и тяжело. Парень возится с собственными штанами. Тыкается ему в живот возбужденным членом. Том изо всех сил вырывается и лягается под ним. Кричит, что есть мочи. Тот лишь зло смеется. Вот-вот вгонит член…
— Охренел? — орет кто-то. И в следующий момент несостоявшийся насильник летит на спину. — Ты что делаешь, мразь?! Пошел вон! — Глухой звук удара. Вскрик. Том готов расцеловать своего спасителя. Он не видит его лица — только силуэт — лампочка светит прямо в глаза.
— Зря ты его остановил, милый, — знакомый томный голос. — Надо было эту мразь разок для профилактики.
Звук сладкого поцелуя.
Том прищурился и… узнал ту девку из туалета, которая буквально обвила руками, длинными и тонкими, как лианы, худое тело своего спутника. Она оторвалась от губ мужчины и села на корточки перед ошарашенным Томом.
— Или мне его… в последний раз… — говорила она, эротично растягивая слова, отчего у Тома начала кружиться голова. — Хочешь? — Он затряс головой. — Ты же хотел, малыш…
Она провела пальцами по лицу, по шее. Наклонилась к нему низко-низко, почти касаясь губ.
— Не порть товар, — между делом бросил парень, ухмыляясь.
Том улыбнулся. Плюнул ей в лицо.
Она неприятно оскалилась и ударила его кулаком.
Темнота.


***

Щеку приятно щекотал какой-то комок ткани — то ли простыня, то ли пододеяльник. Вообще, какие-то очень странные ощущения. Солнце в глаза. Кто-то сидит на животе. Наверное, Билл. Это у него такая дурацкая манера иногда будить — залезет сверху и ну щекотать, спасу от него никакого нет. А вот не будет он просыпаться и открывать глаза.
Билл настойчиво щекотал его перышком. Водил по груди мягким кончиком. Том чувствовал, как он улыбается. Вот сидит на нем и светится весь, как солнышко. И мордочка такая шкодливая-шкодливая. Глаза озорные-озорные. Том улыбался в ответ. Не хотелось сгонять его. Было в этом что-то такое родное, интимное… Самые счастливые моменты его жизни. Он развел руки в стороны и потянулся. Что-то не так… Что-то звякнуло. Том дернул руками и понял, что прикован к кровати.
— Твою мать, Билл, что за черт? — возмутился он, распахивая глаза. На нем сверху сидел какой-то мужик в коротком шелковом халате с перышком в руке… Том пронзительно закричал, подскакивая. Но выскользнуть из-под него не смог — ноги тоже прикованы. Есть какой-то запас цепи на минимальные движения, но… Он с ужасом осознал, что ноги широко разведены и… он… голый…
— Доброе утро, сладкий, — улыбнулся тот. — Меня зовут Марино.
— Слезь с меня, урод! — зло завопил Том, извиваясь под ним. — Я сейчас позову охрану, и тебя на ремни порежут! Пошел отсюда!!!
— Ох, ты мне таким нравишься, — Марино взял его за подбородок и провел перышком по губам.
Том крутанул головой, вырываясь.
— Я сказал, руки убрал!!!
— Но только сегодня, — он сжал подбородок так, что Тому показалось, будто он хочет его раздавить. — Закрой свой милый ротик и послушай меня.
— Пошел на… — Том прикусил язык от сильного удара по лицу и на мгновение замолчал, опешив от такой наглости. — Пшел… — зашипел он и вновь схлопотал по скуле. Рот наполнялся кровью. Не придумав ничего лучше, он сплюнул ее прямо на сидящего на нем человека. Марино схватил его за распущенные дреды и, резко дернув на себя, вытерся ими, как тряпкой. Том закричал от боли.
— Правило первое. Когда я говорю, ты молчишь и слушаешь. Правило второе. Ты говоришь только тогда, когда я тебе разрешаю.
— Правило первое и единственное. Пошел к черту! — зло рыкнул Том. Удар в живот. Даже в глазах потемнело. Он закашлялся.
— Правило третье. Ты делаешь то, что я тебе говорю. Правило четвертое. Ты выполняешь все мои указания беспрекословно. Они не обсуждаются. И запомни, мальчик, здесь я устанавливаю правила игры. Хочешь жить — слушайся. Иначе… — два сильных удара по груди и в живот. Том дернулся, сжался. — Иначе я буду объяснять тебе по-другому.
— Пошел к черту… — процедил Том сквозь зубы. По вискам текли слезы.
— Ну, основные правила я тебе объяснил. У тебя сегодня особенный день. Это твоя комната. Ты будешь здесь жить. Пока будешь мне нужен и интересен…
— Меня будут искать, — всхлипнул он. — Вам этого так не оставят! Вы не знаете, с кем связались…
Марино расхохотался, намотал дреды на руку и притянул его к себе.
— Если бы ты знал, сколько денег я за тебя заплатил, Том, ты бы сейчас уже вылизывал пыль на подошве моих ботинок.
Марино швырнул его обратно на подушки, чуть сдвинулся на бедра. Медленно, со смакованием принялся развязывать пояс халата. Том побледнел, как завороженный уставился на его руки. Марино снял халат и откинул его в сторону. Тома начало трясти от страха.
— Это ведь у тебя будет первый раз, да, малыш?
— Не трогайте меня, — прошептал он, оцепенев.
Марино мягко касался губами кожи, на которой расцветали синяки. Скользил языком по груди, теребил соски.
— Пожалуйста… Не трогайте меня… — пробормотал он чуть громче.
Ласкал руками шею и голову. Терся возбужденным членом о живот. Тома трясло, как в лихорадке. Он метался из стороны в сторону и скулил:
— Нет, не надо… Не трогайте! Ну, пожалуйста, не трогайте… Нет… Не надо…
— Я покажу тебе, как может быть хорошо… — шептал Марино ему в ухо, ложась сверху и елозя по дрожащему телу. — И хоть ты не заслужил этого, но сегодня я сделаю исключение. Только сегодня. — Он отвлекся, зачерпнув смазку из баночки. — От того, насколько ты мне понравишься, зависит, как долго ты проживешь.
— Не надо… Пожалуйста… Не надо!!! — закричал Том.
Марино сел на колени между его ног. Приподнял бедра и просунул под них подушку.
— Нет!!! Нет!!! Нет!!! — пытался сопротивляться Том.
Он лишь улыбался. Помял ягодицы и запустил палец в сжавшуюся дырочку. Том выгнулся, стараясь избавиться от пальца внутри себя. Марино ухмыльнулся и добавил сразу два, второй рукой нажимая ему на живот, вынуждая вновь лечь на спину. Том вывернулся, соскочив с пальцев.
— Как хочешь, — ласково произнес Марино. — Я хотел растянуть тебя, чтобы было не больно. Но раз ты не хочешь… — Он дернул его на себя и резко вошел. Том завопил так, что в ушах зазвенело.
Марино подождал немного, наблюдая, как мальчишка мечется под ним и изгибается, потом начал плавно двигаться, до синяков вцепившись ему в бедра.
— Нет! Нет! Нет! — стонал и всхлипывал Том на каждый толчок. Марино улыбнулся и чуть изменил угол. Страдательное «Нет» перешло в протяжное «Ааа!» Он все так же двигался, медленно и плавно, только теперь постоянно задевая простату. Было интересно наблюдать за ним. Марино видел, как дрожат и кривятся губы, как затуманен взгляд, как трясет тело — боль и наслаждение. Костяшки сцепленных на цепях пальцев побелели. На лбу выступил пот. Голова ударяется о спинку кровати. Он мечется, стонет.
Неожиданно Марино изменил угол и ударил со всей силы. Том завопил громче прежнего, хотя куда уж громче... Несколько резких толчков, чтобы было кошмарно больно.
— А вот так я буду делать тебе, мальчик, когда ты не будешь меня слушаться, — склонился он к его уху, кусая за мочку до синяка. Поднялся и еще раз ударил. Том захлебывался в собственной боли. Марино начал двигаться быстро и сильно, натягивая его так, что от боли, казалось, Том вот-вот потеряет сознание. Один сильный удар и он замер, откинул голову назад, тяжело дыша. Вышел из него. Взял валяющуюся простыню и вытер потное лицо, грудь и окровавленный член.
— Хорошая детка, — похлопал он его по щеке. Швырнул тряпку на лицо Тому. — Горячая, узкая, страстная. Хорошая детка. Осваивайся.
Марино завязал пояс халата и отправился к выходу.
— Ах, да! — театрально стукнул он себя по лбу. — Я же забыл. — Он вернулся, доставая из кармана ключ от наручников и расстегивая их на руках и ногах. — Гигиена — прежде всего. Правило пятое. Ты всегда должен быть чистым. Правило шестое. Ты всегда должен быть рад меня видеть. Правило седьмое. Ты всегда должен ходить голый. Если я увижу (а здесь несколько видеокамер), что на тебе простыня или полотенце, ты будешь наказан. И поверь, я накажу тебя очень серьезно. Запомни, за любое неповиновение ты будешь серьезно наказан. Здесь все живут по моим правилам. Добро пожаловать в рай, малыш, — рассмеялся он и лениво удалился.
Том лежал скрючившись. Взгляд в никуда. Слезы стоят в глазах, медленно ползут по переносице, по виску... Капают на смятую простынь. Иногда тело начинала бить мелкая дрожь, и его всего трясло, даже зубы предательски стучали. Он чувствовал, как по бедру щекотно стекает сперма и, наверное, кровь. А еще очень больно. Кожа горит. Внутренности ноют. Надо смыть с себя все это! Все его прикосновения, поцелуи, пот, сперму! Смыть! Немедленно! Том кое-как соскребся с постели и поковылял к двери. Кошмарно больно. Ноет вся грудина. Крутит живот. Задница такая, словно ему ее перцовой настойкой смазали. Болит челюсть.
Ванная оказалась просторной комнатой с большим окном, из которого открывался прекрасный вид на голубой океан. Том почему-то сразу понял, что это океан. Он посмотрел вниз, на минуту позабыв о цели своего визита, — высоко. Очень высоко. Значит, дом стоит на обрыве. С этой стороны отсюда не выбраться. Том чертыхнулся. Надо будет обследовать комнату. Он здесь не останется.
Том протяжно всхлипнул, когда перелезал через высокий бортик ванной — больно. Включил чуть теплую воду. Он неистово натирал тело мочалкой до нездоровой красноты, до раздражения. Он начищал зубы, разодрав от усердия десны до крови, пытаясь избавиться от его вкуса. Он… он… он не выдержал, свернулся на дне калачиком и тихо плакал. Хотя он сам не понимал, плачет ли, или это вода из душа течет по лицу…
Он лежал под мягкими струями очень долго. Солнце уже начало клониться к горизонту. Вставать не хотелось. Жить тоже. Его изнасиловали… Это просто не помещалось в голове. Его, Тома Каулитца, изнасиловал какой-то придурок. И, судя по всему, это не в последний раз. Где его охрана? Где он вообще? Как он сюда попал? Что от него хотят? Этот придурок сказал, что он его купил… Заплатил много денег… Стоп! Том рассерженно сел. Поморщился, покрутился, пристраивая больную попу. Та телка в туалете что-то ему вколола. Он отрубился. Очнулся в каком-то притоне. Они уже тогда знали, что будет дальше… Тот урод велел не трогать его, потому что «не порть товар». Товар… Товар… Его похитили и продали извращенцу. Том запустил руки в мокрые дреды. Ни хрена себе он попал… Да вот только хрен эта тварь его еще раз тронет!
В комнате на небольшом прикроватном столике его ждал сильно остывший обед… или ужин… Еда разложена в металлические тарелки. Рядом лежала пластиковая ложка. Том даже не сразу сообразил, почему так. С мебелью гостеприимный хозяин тоже пожадничал — кровать и вот этот столик. Всё. Ни стула. Ни кресла. Ни шкафа. Два окна без занавесок: по одной стене с видом на океан (только вдали еще большой остров видно или какой-то клочок суши), по второй стене — выходит в сад. Этаж, эдак, четвертый, может быть пятый. Так… Судя по всему это какая-то башня в большом доме. Или как оно там называется… Флигель? Надо будет выбить окно и сбежать ночью. Он здесь долго не задержится. Связать две простыни и рвать когти так быстро, как только сможет. Главное, вырваться на свободу, а там он что-нибудь придумает. Только тело очень болит и ходить неприятно… Том замотался в простыню и завалился на кровать. Что случилось, то случилось. Сейчас надо думать о том, как спасти не только задницу, но и шкуру. Нет, он не принял насилие, не простил его, не смирился с ним. Но он не собирается лежать и убиваться по этому поводу. Надо думать, как удрать. Так и только так. Еще вариант — рассчитывать на помощь Билла. Однако, судя по всему, Билл очень далеко и вряд ли додумается искать его на каких-то островах в большом доме окруженном гибискусами, розами, апельсиновыми деревьями и пальмами. Поэтому рассчитывать особо не на что. Только на себя. Потом позвонить Биллу и тогда уже ждать помощи от него. Том удовлетворенно вздохнул: когда в голове есть какой-то план, жизнь кажется не таким дерьмом.
— Правила… Я имел всех, кто хотел заставить меня жить по правилам, — зло улыбнулся он, осторожно потирая синяки на скулах. Рот теперь только не особо открывается — ушиб очень сильный.
Красный блин солнца плавно опустился в воду, подкрасив небо оранжево-розовыми бликами. Том решил все-таки обследовать окна. Выходило гораздо хуже, чем он предполагал первоначально. Смутило его три вещи. Во-первых, цвет стекол. Во-вторых, ему не было слышно ни звука с той стороны. В-третьих, ручек, чтобы открыть окно, тоже не было. В ванной окно так же оказалось закрыто наглухо. Более того, внутренний голос подсказывал, что стекло пулестойкое, а, значит, большого смысла пытаться его разбить — нет. Для проверки своей идеи Том ударил по нему кулаком… Даже не шелохнулось. Только руку зря отбил. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
— Не ушибся?
Том испуганно вздрогнул и обернулся. Марино. Улыбается. Точнее, ухмыляется.
— Я велел тебе ходить голым. Ты плохо меня понял?
— Пошел к черту! — огрызнулся Том, затягивая узел покрепче.
Марино удивленно вскинул брови. Уголки его губ поползли вверх. В черных глазах застыл холод.
— Ты будешь наказан, — сказал тоном дворецкого, который сообщает хозяину, что на улице идет дождь.
— Достань, если сможешь! — с вызовом оскалился парень.
Марино спокойно направился в его сторону. Том вжался в угол, приготовившись драться не на жизнь, а на смерть. Он больше не позволит надругаться над собой. Черта с два! Марино попытался ухватить его за простыню. Том отскочил в сторону и заехал ему ногой по колену. Тот отшатнулся. Том продолжал нападать — удар кулаком в солнечное сплетение, потом по челюсти, потом локтем по спине между лопаток. Марино упал. Том бросился к двери. Дьявол!!! Закрыто!!! Он рвал ручку на себя — бесполезно! Заперто! Он взвыл. Заметался по комнате, чувствуя себя диким зверем, попавшим в западню. Схватил столик и со всего размаха ударил им по стеклу. Стол вдребезги, на стекле ни царапины! Он выругался. Марино без всякой суеты вышел из ванной, улыбаясь и потирая живот.
— Зря ты это, — вздохнул он, разминая плечи и кисти.
Том зашел с противоположной стороны кровати. Надо, чтобы между ними было какое-то расстояние. Просто так он не дастся. Он будет защищаться до конца.
Марино направился к нему. Идет неторопливо. Вальяжно. Но Том чувствовал, что это обман. Он ловко перескочил на другую сторону кровати. Марино попытался его схватить, но Том оказался проворней. Шаг через постель — и парень едва увернулся из-под его кулака. Марино стоял на кровати. Том метнулся за спинку. Мужчина ловко перепрыгнул через спинку. Том присел, пропуская его руку над головой, и юркнул прочь. Марино кинулся за ним. Почти нагнал беглеца. Том резко остановился, развернулся и ударил его кулаком в живот. Марино охнул, но ответить успел — Том получил со всей силы по лицу, свалился на пол. Так они и смотрели друг на друга несколько секунд — скрюченный мужчина и ухватившийся за лицо подросток с разбитой губой. Еще шаг в сторону пленника. Том снизу рванул к кровати. Марино нагнал его, схватил за простынь и дернул на себя. Том вновь полетел на пол, выпутываясь из мешающей тряпки. И опять быстро вскочить и отпрыгнуть. Только вот положение ухудшилось — Марино загнал его в угол. Но ничего. Том сжал кулаки, приготовившись нападать. Марино улыбался. Подходил к нему спокойно и уверенно. Как кот, играющий с мышью. Теперь мужчина был готов к нападению. Отбив руку Тома, он швырнул его на стену. Тот вскрикнул, сильно приложившись спиной, и съехал вниз. Том попытался снести его, но получил удар ногой под дых и сложился пополам. Марино схватил его за дреды и потянул за собой. Том замахнулся, стараясь достать его. Марино сделал два резких движения рукой, в которой были зажаты дреды, и Том потерял ориентацию в пространстве, едва не упав. Потом ударил еще раз по телу. Том захрипел. Он кинул мальчишку на постель. Том брыкался и извивался, стараясь вырвать волосы. Марино, не выпуская дреды и сильно их натянув, заломил ему руку за спину. Мощный удар по спине, по ногам. Он рванул его на себя и швырнул через всю комнату. Пока Том не успел подняться, съездил ему ногой в пах, потом в живот. Опять протащил за дреды к кровати. И снова ударил. Марино избивал его до тех пор, пока взгляд не стал мутным и он не перестал сопротивляться.
Мужчина взял его за тонкую шею и, как полупридушенную мышь, кинул на кровать. Коленом раздвинул ноги. Сунул в него сразу два пальца, чуть подвигал ими. Том закричал. А потом всадил член до самого основания. Марино двигался в нем с каким-то особым остервенением, словно специально стараясь причинить максимум боли. Том вопил в голос. От боли он даже не мог сопротивляться. Потом Марино избил его еще раз. Со смаком, с удовольствием, без суеты и спешки. Когда Том стал похож на тряпичную куклу, он снова грубо взял его, разбив зад до такой степени, что во время движений раздавался хлюпающий звук. Потом пристегнул наручниками руки к спинке кровати и пожелал ему доброй ночи, пообещав утром обязательно зайти.
Так плохо ему не было очень давно. Точнее, никогда ему не было настолько плохо. Том сначала просто лежал в той позе, в какой его оставил Марино, не имея никаких сил даже на простое моргание, не говоря уже о том, чтобы хотя бы свести ноги. Потом, когда боль немного утихла, он подтянул ноги к животу, сжался, как смог и как позволяли наручники. Что же делать-то теперь? Как быть? Как сбежать? Как выйти из этой чертовой тюрьмы повышенной комфортности?
Он лежал, ни о чем не думая, слушая удары своего сердца. Тук. Тук. Тук. Билл. Билл. Билл. Тук-Тук. Тук-тук. Тук-тук. Словно отзывается. Билл. Билл. Билл. Где ты? Помоги! Спаси! Защити! Найди… Как же дать знать о себе? Как подсказать, где искать? Ты ведь сходишь там с ума… Я знаю — ты не спишь. Тебе так же плохо. Может быть, ты даже чувствуешь эту страшную боль, когда больно дышать, больно глотать, больно моргать, больно думать. Когда чувствуешь каждую мышцу, малейшее колебание воздуха. Тук. Тук. Тук. Больно. Больно. Билл…
Он очнулся от чьих-то прикосновений к бедрам. Вздрогнул. Задрожал. Марино плавно потянул его за ногу на себя. Том извернулся и лягнул его. Острая боль пронзила тело. Он глухо застонал. Нет, он не дастся. Он будет защищаться. Он будет очень стараться, даже понимая, что все равно уже проиграл. Марино усмехнулся, поймал ногу и дернул так, что кровать сдвинулась с места. Стало больно везде. С большим опозданием пришла мысль, что Марино вчера порвал его, там все в запекшейся крови и свежих ранах, поэтому, если сегодня все повторить, то… Тому стало дурно. Он истерично завопил и замахал ногами. Марино навалился сверху, не обращая никакого внимания на сопротивление пленника. Руки скользили по телу. Он целовал его плечи, опускался вниз к лопаткам. Потом ногтями с силой провел по спине, оставляя красные полосы. Укусил за шею. Том зло рычал, пытался скинуть его с себя.
— Ты мне таким нравишься, — прошептал Марино, облизывая ухо. — Сладкий мальчик… Узкий мальчик… Когда ты сжимаешь мой член… в своей маленькой дырочке… нет ничего лучше… нет ничего приятней… нет ничего прекрасней… Хочешь?
— Нет!!! — заорал Том на всю комнату.
— Боишься?
— Нет!!!
— Просто расслабься…
Том почувствовал, как головка прислонилась к входу. Он выгнулся под мужчиной, и вместо того, чтобы скинуть его, сам неожиданно насадился на член. Подавился криком. Из глаз хлынули слезы. Наверное, если бы ему сейчас в задницу засунули раскаленный прут, ощущения были бы приятней. Марино ухмыльнулся, похлопал его по боку и начал двигаться. Том завопил так, что очень скоро сорвал голос.
Сколько продолжалась эта пытка, он не знал. В какой-то момент он просто отключился от всего, превратился в немой крик и пульсирующую боль. Он метался под ним, хрипло стонал, вцепившись в цепи до судорог в пальцах. Он мечтал потерять сознание, чтобы перестать чувствовать. Он хотел умереть, чтобы прекратить эту боль.
Последние толчки, и тело сверху обмякло. Он тяжело дышит Тому в затылок. Выходить не спешит. Том в полубреду тихо скулит. Мышцы онемели. Глаза ничего не видят. Его трясет. Марино склонился к шее и поставил засос.
— Страстный мальчик…
Он встал и, судя по всему, оделся. Отстегнул наручники.
— Я вернусь через час. Приведи себя в порядок. У тебя изо рта воняет. Ослушаешься — накажу.
Марино сказал это спокойно, даже как-то по-дружески. И Том понял, что еще одного избиения просто не переживет. Впрочем, как и насилия. Интересно, если разбить зеркало, можно будет его осколками перерезать себе вены?
Том не смог встать. Единственное, на что его хватило — это свернуться калачиком. Он физически больше ни на что не способен. Даже на то, чтобы вытереть стекающую из заднего прохода смесь спермы и крови. Так и лежал на кровати — маленький, жалкий и беззащитный.
— Вот странное дело, — хмыкнул Марино, рассматривая через полтора часа сжавшегося в комок подростка. — С тобой по-хорошему, ты не понимаешь. С тобой по-плохому, ты тоже не понимаешь. Ну и что мне с тобой делать?
Он схватил его за руку и скинул с кровати. Том опять застонал от боли. Попробовал приподняться, но ничего не получилось. Упал, сжимаясь, словно улитка, которую лишили раковины. Марино удрученно вздохнул, вцепился ему в плечо и поволок в ванную. Том хрипло кричал, пытался сопротивляться, но с таким же успехом он мог просить солнце не пересекать линию горизонта. Сгрузив слабо дергающееся тело, Марино включил холодную воду и принялся поливать его, с удовольствием наблюдая, как он скрючивается еще больше — от холода. Потом бросил лейку и куда-то вышел. Том потянулся, чтобы хотя бы выключить воду, если не удастся сделать ее потеплее, но рука соскользнула и он рухнул на дно. Боль пронзает тело. От бессилья он снова заплакал. За всю жизнь столько не ревел, как за эти сутки.
Зубы уже стучат. Челюсти сводит. Его начало знобить. Надо выключить воду. Черт с ним, потом выберется отсюда. Но воду надо выключить. Он попытался встать, и опять неудача. Надо собраться. Надо как-то взять себя в руки, преодолеть боль и подняться. Том ухватился за шланг и постарался подтянуться. Замерзшие руки не слушались. Он опять соскользнул на дно. Не так болезненно, как в прошлый раз, но все равно очень ощутимо. Перед глазами все медленно расплывалось. Над ним зависла голова с торчащими в разные стороны черными волосами.
— Билл, — просипел он, стараясь улыбнуться. Потянулся к нему, желая прижаться к родному телу, согреться, спрятаться, приласкаться.
Билл грубо схватил его за руку, вытащил из ванны и отволок по полу в комнату. Бросил на кровать. Том стонал и кричал, уже не контролируя себя, постепенно теряя сознание.
— Билл, — прошептал он, закрывая глаза и медленно проваливаясь в темноту. — Спаси меня, Билл…


***

Его разбудил солнечный луч, нагло расположившийся на лице. Том поморщился и повернулся на другой бок, уткнувшись носом в подушку. Интересно, сколько времени? Наверное, еще очень рано, а то их бы давно уже разбудили. Надо будет рассказать Биллу об этом кошмаре. Брат, конечно, будет ржать и, наверняка, потом достанет его фразочками о латентном гомосексуализме с элементами садо-мазохизма, но держать все это дерьмо в себе у него нет никакого желания. Уж лучше терпеть дурацкие шутки близнеца, чем бояться ложиться спать. Он сел, свесив ноги с кровати, потянулся и распахнул глаза. С губ сорвалось грязное ругательство. Он испуганно обернулся. Ущипнул себя за бок… Это не сон… Это все реальность… Захотелось разнести к чертовой матери эту комнату… Но бить было решительно нечего… Разве что кровать сломать и матрас с подушками и простынями порвать. Тело не болит — вот что странно. Он посмотрел на руки — вены исколоты. Синяки приобрели черно-желтый оттенок. Значит, прошло дня четыре, как минимум, а скорее всего еще больше. Том сжал мышцы ануса — боли нет. Зажило? Сколько же он был в отключке, что порванная задница успела зажить? Том изогнулся и аккуратно потрогал попу — вообще не больно. Неделя? Полторы? Он вздохнул и потер лицо. Ладно, надо умыться, ополоснуться и подумать, как жить дальше. И еще бы не мешало поесть… Он последний раз ел в Берлине. Когда это было? Какое сегодня число? Что вообще происходит?
Контрастный душ немного привел его мысли в порядок. Если не смотреть в зеркало, не видеть наполовину черную из-за синяков рожу, растрепанные дреды, которые не мешало бы скорректировать, жуткие мешки под красными глазами, то в целом он чувствовал себя хорошо, выглядел только очень плохо и живот совсем прилип к позвоночнику.
Он рухнул на постель, прикрылся простыней и положил руки под голову. Что же делать? Через окна выбраться — без вариантов. Попробовать вскрыть входную дверь? Не плохо бы… Он обвел комнату взглядом — камеры в каждом углу по периметру, значит полный обзор. В ванной тоже две камеры… А если разбить лампу и попробовать вскрыть дверь ночью, когда камеры будут «слепыми». Том горько усмехнулся. Чем вскрывать? Пластиковой ложкой? Тоже медвежатник нашелся. Еще не понятно, зачем он этому Марино сдался. Но если кормит и лечит, значит, для чего-то нужен… Остается узнать, для чего. Дебилизм какой-то! Он его купил у кого-то. Только для того, чтобы избивать и рвать? Просто интересно, что Том сделал ему плохого, что тот так жесток с ним?
Его мысли прервало движение открывающейся двери. Том моментально подобрался весь, забился в угол, поджал ноги и спрятал лицо в коленях. Марино подошел вплотную. Провел пальцем по сгорбленной спине, выпирающему позвоночнику и лопаткам. Том задрожал. Это выходило против его воли. Просто стресс от присутствия Марино в такой близости от него был сильнее силы воли и разума вместе взятых. Мужчина запустил пальцы ему в волосы, осторожно потянул назад. Том упрямо прятал лицо. Он сжал дреды и потянул настойчивее. Том зашикал от боли и запрокинул голову. Глаза зажмурены. Губы дрожат. Марино наклонился и поцеловал его, языком стараясь проникнуть в рот. Том сомкнул губы так плотно, как только смог, даже неприятно стало. Мужчина усмехнулся ему в рот. Снова провел по спине. Том дышал быстро и прерывисто, подрагивал под его прикосновениями, отстранялся от рук, отодвигался, настороженно глядя прямо ему в глаза. Во взгляде — обида, злость, непокорность, ненависть… страх… Марино улыбался одними уголками губ, медленно пододвигался к пленнику. Том отползал. Кровать неожиданно кончилась, и он свалился на пол, все так же неотрывно глядя на Марино. Мужчина протянул к нему руку. Том не придумал ничего умнее, как забиться под кровать. Да, глупо. Да, все равно это не спасет. Но он хотя бы на несколько минут отсрочит свою пытку… Марино расхохотался… и ушел.
Том вытянулся и лег так, чтобы было видно дверь. Интересно, он совсем ушел? Или сейчас вернется с кем-нибудь, чтобы не самому двигать кровать? Вот ведь гад! Ни стекла перебить, ни зеркало в ванной разбить, ни на простыне повеситься… Все предусмотрел! А головой о стены биться — больно. Что же делать?
Он оказался прав, Марино вскоре вернулся. По запаху Том понял, что он принес еду. Поставил ее на подоконник и снова ушел. Нет, есть решительно нельзя! Он наверняка что-то туда подмешал, чтобы выудить его из-под кровати, или он, может быть, хочет его усыпить? Ну и черт с ним! Все равно достать его из-под кровати — дело нескольких секунд, а если он его отравит — тем лучше, не помирать же теперь с голоду, это как минимум глупо.
Том выбрался и подошел к подносу. Суп-пюре. Жареная рыба с картофелем фри. Какое-то пирожное с вишенкой и фисташками. Ягодный коктейль и кола. Выглядело все, по крайней мере, вполне съедобно. Вот только лежало все это на симпатичных металлических тарелках. В качестве ножа, вилки и ложки, ему оставили одну пластиковую ложку самого наипоганейшего качества. Том рассмеялся — видимо, Марино опасается, что он нападет на него с ножом или вилкой, вот и выдал пластиковую ложку.
Чуть поколебавшись, он уговорил себя попробовать сначала чуть-чуть картофеля. Ну, просто, чтобы посмотреть на реакцию организма. Потом как-то незаметно прикончил рыбу, суп и пирожное. Колу оставил на попозже, а вкусный прохладный ягодный коктейль выпил сразу же. Странно, но после обеда жизнь хоть и казалась дерьмом, но уже не таким отчаянным. Он снова спрятался под кроватью. Так его не видят камеры. А значит, не видит этот урод. То есть опять хорошо.
Сколько Том пролежал в своем импровизированном убежище — неизвестно. В комнате стало сначала темно, потом зажегся свет. Марино принес ужин. Ни слова не сказал. Просто пришел и ушел, как какая-нибудь прислуга. Том поел и вновь спрятался. Понятно, что вся эта игра в прятки очень быстро надоест Марино, что, если не сегодня, то завтра, он либо уберет кровать из комнаты, либо вытащит Тома и снова изобьет, зато день без секса — приятно. Том усмехнулся… Еще сколько-то дней назад он мечтал о том, как приятно просто валяться в постели, есть, трахаться и ни о чем не беспокоиться. Мечта сбылась в самом извращенном виде. Он валяется, правда, под постелью, его кормят, его трахают и беспокоиться, действительно, не о чем.
Утром все повторилось. Для него оставили завтрак и не беспокоили до самого обеда. Том даже выбрался и походил по комнате, размялся, поотжимался от подоконника. Интересно, насколько Марино хватит? А если он не трогает его сейчас специально? Может быть, он ждет, когда синяки сойдут, и тогда он продаст его еще кому-нибудь? Ладно, еще полдня без секса… Кому рассказать, что ловелас Том Каулитц прятался от секса под кроватью несколько дней — обсмеют и обстебают по полной программе. Только вот Тому Каулитцу совсем не смешно. Потому что чувствует Том Каулитц, что, самое позднее, сегодня вечером надерут ему задницу не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. И будет он опять лежать трупом и мечтать о смерти немного менее мучительной, чем эта…
Предчувствия его не обманули. Марино принес ужин, но на этот раз не ушел. Сел на корточки и заглянул под кровать.
— Тебе семнадцать лет, а ты ведешь себя, как семилетний идиот. Вылезай.
— Нет, — буркнул Том. — Я не хочу, чтобы меня опять изнасиловали.
— Не хочешь? Отлично. Вылезай и не сопротивляйся.
— Я не гей! Найди себе другого! Того, кому нравится!
— Я сам привык решать, кого трахать, так что иди сюда добровольно, если не хочешь опять ссать кровью.
— Лучше ссать кровью, чем раздвигать перед тобой ноги, — хохотнул Том.
Марино попытался его цапнуть. Но Том вовремя среагировал и отодвинулся на безопасное расстояние. Мужчина резко пододвинул кровать к стене, отрезая ему пути отступления с двух сторон. Том прижался спиной к стене — кровать широкая, он сможет достать его, только если сам туда залезет. А кулаки у Тома крепкие, да и сам он за эти два дня в себя пришел окончательно. К тому же одежды на нем все так же нет и хватать его не за что, а это тоже плюсик. Черт, конечно, насилия не избежать, но хоть нервы ему помотать. Странно, но Марино опять ушел. Только в этот раз раздраженно вылетел из комнаты. Совсем все плохо. Он не гей. Он не будет с ним трахаться! Нет! Нет! И нет!
Ночь прошла беспокойно. Марино не вернулся, но Том толком не спал. Боялся, что заснет и пропустит все самое интересное — начало собственного избиения. Он тысячу раз прокрутил в голове варианты возможного развития ситуации, но итог у каждого всегда был печален. Он не будет добровольно с ним трахаться. Пусть сразу убивает.
Утро и половина следующего дня тоже обошлись без визитов Марино. Правда, еду ему больше не приносили, и к вечеру он успел проголодаться. Спасала только вода из-под крана в ванной.
А потом настал долгожданный вечер.
— Том, иди сюда, — приказал Марино.
— Послушайте, у меня нормальная ориентация, я не сплю с мужчинами. Пожалуйста, поймите, мне это не доставляет никакого удовольствия, мне противно и больно. Верните меня домой. Я не хочу здесь жить, — попробовал объяснить свою позицию на все это дело Том.
— Ты не слушаешься меня. Ты будешь наказан. Видит Дева Мария, я три дня пытался быть с тобой хорошим, но ты не понимаешь добра. Значит, будет по-плохому.
Том подтянул ноги к животу и закрыл голову руками. Сейчас его опять будут бить… Можно, конечно, поскакать по комнате, но…
Кровать приподняли. Два охранника выволокли его в центр комнаты и распластали на полу.
— Мне нужна его рука, — деловито произнес Марино. — Держите сейчас крепче.
Том посмотрел через плечо. Мужчина готовил какую-то жидкость в шприце к инъекции — встряхивал пузырьки и выпускал воздух.
— Что это? — проблеял Том, уже зная ответ.
— Ооо, это чудесный эликсир, который сделает тебя удивительно сговорчивым. Правда, выход из него несколько болезнен, но на то оно и наказание, чтобы было больно.
Он перетянул жгутом ему руку. Том начал вырываться, брыкаться, материться. Бесполезно. Игла легко вошла под кожу, впрыскивая адское зелье в кровь.
Ему снились яркие оранжевые, желтые, красные и розовые круги. Иногда они меняли цвет на зеленый, голубой, синий или черный. Иногда переплетались между собой и вспыхивали яркими огнями. Ему снилось, что его тело легкое, как крылышко бабочки. Что оно ловит ветер и летит куда-то, гонимое сильными, но нежными порывами. Иногда его с головой накрывало удовольствие. Он не знал, как это описать словами. Просто становилось удивительно хорошо, он взрывался радостью на весь мир, отчего неистово кружилась голова. А потом с организмом что-то случалось… Под кожей начинали копошиться какие-то насекомые. Миллионы насекомых. Они рыли ходы, которые потом заполнялись огнем. Он кричал, пытался их уничтожить, но они плодились со страшной силой и вновь прогрызали все новые и новые ходы в его теле. Вот они поселились уже в суставах, отчего руки и ноги не слушаются. Они пробрались в глаза и мозг… И опять разноцветные круги и удовольствие водопадом. Опять он взрывается радостью. Опять тело легко и невесомое. Опять черви жрут его тело. Опять все горит и ломает. Он весь состоит из червей, он оболочка, в которой живут насекомые. И вновь огни и удовольствие. Вновь радостная легкость… Черви заполнили легкие, они горят, разрываются на части. Насекомые везде. Они пробрались в нос, поселились в горле. Они не дают ему дышать. Он пытается вдохнуть хоть немного воздуха, но вместо этого у него в легких и глотке копошатся черви, отравляя тело, сжигая его, убивая. Он пытается кричать, но насекомые настойчиво лезут в рот, съедают язык, пожирают горло…
Том приоткрыл глаза. Он лежал на животе в ненавистной комнате. Руки пристегнуты наручниками, а одна еще и вывернута и привязана к кровати чуть повыше локтя. Как же его страшно ломает сейчас. Ломает так, что хочется вопить дурным голосом. Но во рту ужасно сухо и язык отказывается двигаться.
— Эмиль, наконец-то, — раздался чей-то голос. Том с опозданием понял, что кто-то пришел.
— Привет, док. Как он? — Марино. Ему кажется, или в голосе прозвучало беспокойство? Том прикрыл веки и притворился спящим.
— Как-как? Очень плохо. Я его откачал, но организм работает на честном слове. Сколько ты его держал на «Радужных кругах»?
— Всего пять инъекций.
— С каким интервалом?
— Подряд.
— Надо было делать еще одну, а потом закопать его где-нибудь в долине.
— Зачем?
— Ну, там красиво. Прекрасный вид открывается…
— У него тут тоже видок не самый паршивый. Эх, ты бы видел, как он отдавался мне эти полторы недели. Святая Дева Мария, он был необыкновенным! Волшебным! Сколько страсти в нем, сколько желания, сколько похоти.
— Ну, вот можешь сделать ему еще одну инъекцию и поразвлекаться в последний раз. Максимум он у тебя еще день протянет. Может два. А потом в долину. Или вон в лагуну — крабам скормишь.
— Еще чего! Слишком жирно крабам будет его жрать. Я за него столько денег отвалил! Я еще им не наигрался.
— Откуда он? Мой соотечественник, я так понял?
— Ага, из Берлина привезли, по спецзаказу. Его месяц пасли. Я весь извелся. К нему просто так и не подойти было. Пришлось ловить на приманку. Глупый он. Упрямый. Одно удовольствие его ломать. Хотя, конечно, эти полторы недели были потрясающими. Надо будет повторить секс нон-стоп.
— Давай-давай. Один укол — и жить ему останется считанные часы.
— Вот заладил! А ты мне на что? — рассмеялся Марино.
— А я не волшебник, чтобы его каждый раз оживлять. В общем, я тебя предупредил. Хочешь, чтобы игрушка была при тебе — никакой наркоты. Кстати, а куда Эмирко делся?
— Он мне надоел, я продал его в элитный бордель на Тайвань. Хозяин обещал о нем заботиться. Я же, как Тома увидел, понял, что не хочу больше Эмирко, хочу вот этого славного мальчика. Вот все у меня есть, все могу купить, а такое чудо впервые видел. Пришлось, конечно, потратиться, но он того стоил.
— Я понял. У мальчика твоего, Тома, сильное обезвоживание. Ты мне скажи, он что и когда ел в последний раз?
— Я не помню… Он воду литрами пил. А вот есть…
— Ты хочешь сказать, что не кормил его полторы недели?
— Он не просил.
Раздался недовольный вздох.
— Нда… Я напишу, чем его кормить. Повару своему передашь. Попробуем запустить желудок, если это вообще возможно. Я его почищу еще от этой отравы, проколю витамины и глюкозу, чтоб организм поддержать. Ну а там — как пойдет. Ничего не обещаю… Он очень слаб и он, похоже, не горит никаким желанием жить.
— Ты же мне починишь эту игрушку?
— А смысл-то? Его проще выкинуть и купить новую. Зачем он тебе?
— Надоест, выброшу. А сейчас я его хочу.
— Как знаешь.
— Там ужин уже подали. Иди, я сейчас его на ночь поцелую и присоединюсь. Рад, что ты со мной остаешься.
— Ты только его аккуратно целуй. Как бы он не скопытился от твоих поцелуев.
Том почувствовал, как Марино сел рядом с ним. Наклонился, поцеловал обнаженную спину между лопатками. Откинул простынь, оголяя зад. Палец забрался в анус, задвигался, защекотал. Не больно, но неприятно. Том старался ничем не выдать себя — не будет же он трахать его без сознания? Еще один палец… Растягивает? Боже, зачем он очнулся? Ну, вот зачем? Слеза скатилась на подушку. Зачем его откачали? Зачем спасли? Билл! Билл! Помоги! Кто-нибудь помогите!!! Марино раздвинул ему ноги и аккуратно вошел. Задвигался осторожно. Том стиснул зубы. Сейчас он на нем немного подергается и свалит… Там ужин, там друг. Он быстро… Вот-вот… Зачем его вытащили??? Он не хочет больше жить. Он хочет умереть. Марино задвигался быстрее, стал бить сильней. Несколько ударов и он рухнул на него, крепко обняв и бормоча в ухо:
— Люблю, люблю, люблю…
Выскользнул. Надел шорты и мягко промокнул полотенцем между ягодицами Тому, убирая сперму. Нежно поцеловал в щеку и ушел ужинать.
Том удивленно приподнялся и посмотрел на закрытую дверь. Все, на что его хватило, — это тихо выматериться.
Потом пришел врач. Том лежал с закрытыми глазами и страдал от боли во всем теле. Боль не сильная, но очень неприятная, ноющая, монотонная, выматывающая. Доктор поставил ему капельницу как раз на ту, привязанную к кровати, руку. Стало немного полегче. Он еще что-то делал. Ставил уколы. Проверял пульс, мерил давление, зачем-то светил фонариком в глаза. Том не дергался и не сопротивлялся, уткнулся носом в подушку и изображал из себя недобитый полутруп.
Мужчины не обращали на него никакого внимания. Они разговаривали на незнакомом языке. Похож на испанский. Том не понимал ни слова. Вообще странно как-то. Марино общался с ним по-немецки достаточно чисто, почти без акцента. Врач тоже говорил по-немецки чисто. Но он вроде как назвал его, Тома, соотечественником, стало быть, он немец. Что же это за место такое? Куда его привезли?
Утром Марино перевернул Тома на спину и пытался заботливо покормить с ложечки каким-то бульоном. Том не стал бы это есть, тем более из его рук, но мучительно хотелось пить, а встать он не мог. Немного промочив горло, он отвернулся. Марино не стал настаивать, сделал ему укол, и Том отключился.
В обед все повторилось. Марино влил в него несколько ложек бульона. Том попытался, как и утром, отвернуться, но мужчина видимо решил, что если доктор сказал, что надо есть, значит надо съесть все. Том давился, крутил головой, но Марино фактически насильно скормил ему целую пиалу бульона. Даже мама знала, что ни его, ни брата нельзя заставлять есть то, что они не хотят. Том чуть не захлебнулся в собственной рвоте — блевать, лежа на спине, не самое прикольное занятие. Марино подхватил его на руки и отнес в ванную. Вымыл всего. Постель перестелили. Пришел врач и опять поставил капельницу.
Сколько прошло времени, Том не знал, он давно потерялся в днях и ночах. Он чувствовал себя вполне сносно, даже мог вставать — Марино наконец-то снял наручники, когда понял, что на сопротивление и агрессию у Тома элементарно нет сил. Он впал в какое-то странное состояние безразличия и апатии. Он вставал только затем, чтобы справить нужду. Его качало так, что десяток шагов от кровати к туалету казались ему километрами. Он не притрагивался к оставленной еде по нескольку дней, и тогда Марино заставлял его есть насильно. Тома рвало. Доктор прокапывал ему глюкозу и витамины. Единственное, что не менялось в его жизни — это секс. Он был регулярным. Раз в день обязательно. Том не сопротивлялся, не вырывался, лишь закрывал глаза и отворачивался. Лежал трупом в той позе, в какую его укладывал Марино. Иногда Марино был нежен, долго ласкал его, хорошо растягивал, аккуратно двигался. Иногда приходил и рвал, кусал, бил. Том держался, не кричал. Лишь потом, когда все заканчивалось, сворачивался калачиком и тихо плакал.
— Я сказал, что меня не волнует, как ты это сделаешь! — Марино влетел к нему рано утром. Том вздрогнул, просыпаясь. За все то время, что Том провел здесь, он ни разу не видел, чтобы Марино с кем-то общался по телефону. Тем более в его присутствии. — Билл, это твои проблемы! Найди его!
Том словно проснулся от длительного и кошмарного сна. В сознании что-то щелкнуло и сложилось в единую цепочку. Всё просто! Всё очень просто! Билл — телефон — люблю — пока не наиграюсь — комната — свобода. Ему надо, во-первых, выйти из комнаты; во-вторых, добраться до телефона; в-третьих, позвонить брату. Но прежде, чем ему позвонить, надо узнать, где он находится. И Марино с ним носится не просто так. Если Марино хочет играть, то Том будет играть. Только теперь он будет играть с ним по своим правилам. Том зло прищурился и усмехнулся — бойтесь исполнения своих желаний.
Марино еще ругался с неизвестным Биллом, Том не стал слушать. Встал и ушел в ванную умываться, чувствуя спиной удивленный взгляд мужчины. У него сегодня началась новая жизнь. Если ты не можешь ничего сделать с обстоятельствами, не можешь их изменить, то просто приспособься под них. Том приспособится. Он будет играть. Он даже готов принять его правила. Но… принять не значит подчиниться.
Он посмотрел на себя в зеркало. Чудовищно. Волосы отросли за несколько недель и на голове теперь черте что. Под глазами синяки. Он очень сильно похудел. Щеки ввалились. Кадык торчит так, словно хочет прорвать тонкую кожу на шее. Резкие линии ключицы… Полукружья ребер… Он так плохо не выглядел даже после изматывающих гастролей. Том умылся и почистил зубы. Улыбнулся сам себе. Он сможет. Он справится. Он очень хочет вырваться отсюда. У него все получится. И потом какая разница — его все равно трахают каждый день, хочет он того или нет. Значит, будет секс, но только по его правилам. И пусть Марино думает, что он сломал его. Пусть так думает.
Марино стоял в дверях, подперев косяк плечом, и наблюдал за ним, подозрительно прищурившись. Том выключил душ, выбрался из ванной, промокнул влажные дреды и кинул полотенце на пол:
— Не свежее. Оно здесь висит уже два дня.
Брови Марино удивленно устремились вверх.
Том подошел к нему и спокойно посмотрел в глаза.
— У меня волосы отросли. Дреды надо привести в порядок.
Он прошел мимо него и встал около окна. Закрыл глаза, внутренне приготовившись к любой реакции. Марино с утра был злой. Когда Марино злой, он рвет его и избивает. Почему-то начинать новую жизнь с рваной задницы не хотелось.
Идет.
Том напрягся. Главное не позволить телу дрожать. Надо хоть как-то расслабиться.
Ухватился за дреды и довольно ощутимо потянул на себя.
Том послушно запрокинул голову.
Руки легли на живот. Ногти царапнули кожу.
Том немного растерялся. Он никогда не изображал из себя пассивного гея. Значит, надо учиться. И чтобы правдоподобно. Иначе до телефона не добраться.
Марино укусил его за шею.
Том поморщился.
Сжал ее до боли одной рукой. Вторая с живота опустилась к члену и начала его поглаживать.
Том тихо выдохнул. Прозвучало как приглушенный стон.
Язык Марино щекотал ему ухо. Рука, царапая, опустилась с шеи на грудь. Пальцы с силой сжали сосок.
— Мне так неприятно, — прошептал Том, кривясь.
— А так? — Марино резко наклонил его вперед, заломив руку за спину.
Том ударился лицом о камень подоконника.
— А так мне больно, — он постарался, чтобы голос звучал спокойно.
— А так? — послышался звук расстегиваемой молнии. И Том понял, что рвать его все равно сегодня будут.
— Я хочу нежно, — ни на что не надеясь произнес он.
Марино замер на мгновение.
— Я хочу нежно, — повторил он громче и отчетливее.
Марино вновь схватил его за дреды и дернул вверх. Лицо вплотную к его лицу. Нос рядом с его носом. Губы рядом с его губами.
— А ты это заслужил? — зашипел Марино ему в глаза.
Том прикусил язык, чтобы не послать его матом. Вместо этого он просто приоткрыл рот и облизал сухие губы. И Марино попался. Он резко припал к его губам, кусая их, проникая языком в рот. Том… ответил. Закрыл глаза, представил, что рядом с ним девушка, и ответил. Марино не то кусал его, не то целовал. Было неприятно и больно. Том держался, терпел. Самый поганый поцелуй в его жизни. Мало того, что с мужиком, так еще и болезненный.
Свободная от дред рука опустилась на ягодицы. Он вставил в него сразу два пальца. Том замычал, задергался.
— Пожалуйста, давай хотя бы со смазкой, — попросил он.
Вместо ответа третий палец. Том вскрикнул. Марино посадил его на подоконник, закинул ноги себе на талию и вошел. Том закусил губу, чтобы не орать от боли.
— Я хочу, чтобы ты громко стонал.
Том хитро улыбнулся и обвил его шею, впился в губы. Только теперь он будет его кусать и царапать. К черту предрассудки! Он ему понравился страстным, значит Том будет страстным. Том будет таким, каким он хочет. Чтобы потом получить то, что хочет он.
Ногти со всей силы царапают кожу на спине. Сумасшедший поцелуй на какой-то грани реальности. Том вонзил зубы в шею. Марино сильно возбужден. Бьет так, что искры из глаз летят. Они оба мокрые. Скользят в руках друг друга. Том запустил пальцы в его черные волосы. Они не такие длинные, как у Билла, всего лишь до плеч, не такие пушистые и мягкие, жесткие, волнистые. И так хочется рвануть их со всей силы, так же, как он драл его волосы несколько минут назад. И Том дернул. Марино запрокинул голову, захрипел. Длинная, красивая шея. Уже два засоса есть. Том поставил третий. Рука Марино начала беспорядочно и резко ласкать его член. Он изменил угол и теперь при движении каждый раз задевал простату. Том откинулся и прислонился горячей спиной к прохладному стеклу, позволяя довести себя до оргазма. Разрядка наступила быстро и была неожиданно яркой. Том выгнулся под ним, сильнее насаживаясь на член, и кончил с громким рыком. Через несколько секунд и Марино излился в него. Наклонился к мальчишке и принялся ласково целовать губы, слизывать пот с шеи и груди. Том погладил его по спине, потрепал волосы. Он даже улыбался ему почти по настоящему.
Марино взял его на руки и отнес на постель. Аккуратно положил, как какую-то драгоценность. Сам начал одеваться.
Том не отворачивался по своему обыкновению. Внимательно следил за его передвижениями. Взгляд хитрый, игривый.
Марино ушел, не сказав ни слова, даже не посмотрел на него. Том так и не понял, понравилось ему или нет. Надо как следует все обдумать. Нельзя спешить — это самое главное. Надо все хорошо просчитать. Он выберется отсюда. Он сможет это сделать.
Ни завтрака, ни обеда Том так и не дождался. Он сидел на подоконнике, смотрел на сад, в котором периодически появлялись какие-то люди, и пытался понять, что бы это значило. Пустой желудок неприятно ныл и урчал. Том даже начал посмеиваться, что Марино решил, будто он слишком толстый и посадил его на французскую диету — с утра — секс, в обед — секс, на ужин — секс и кекс. Если не помогает, мучное отменить. Фигня только в том, что он не протянет на этой диете. Интересно, сколько он весит сейчас? У них с Биллом и до этого-то были проблемы с весом, а сейчас от него только кожа да кости остались. Билл… Интересно, а брат ищет его? Чувствует ли он, когда ему плохо. Понял ли он, когда Том чуть не умер? Сколько прошло времени? Они никогда не разлучались настолько надолго. Один раз он поехал к отцу в гости на неделю, а Билл остался дома. Брат очень остро переживал развод родителей, и так и не смог простить отца. А Том скучал по нему, хотя и не показывал этого никому. Прошло всего дня три, когда Том почувствовал что-то неладное. И правда, младший попал в больницу с острым приступом аллергии. Отец отвез его в клинику, но в палату так и не поднялся. А Том потом просиживал у постели брата все дни, развлекал и веселил, совершенно позабыв про отца. Чувствует ли сейчас младший, как старшему плохо, как он нуждается в его поддержке, в его защите? Потом он подумал, что, наверное, в группу взяли нового гитариста и у ребят новый тур, новый альбом, новый клип, другая жизнь без него, Тома. И еще не известно, нужно ли им, чтобы он возвращался… В носу защекотало, в горле встал ком. Даже если им не нужно, это нужно маме, отчиму, бабушке и дедушке. Ради них он вернется. Он выживет и вернется.
За окном совсем стемнело. Свет в комнате не включили, и Тому пришлось переместиться с подоконника на кровать.
Он проснулся от сильного удара по ребрам. Даже не сразу сориентировался, что произошло. Потом еще один удар в живот. По лицу. Том попытался удрать или как-то защититься, но ничего не получилось. Марино перевернул его на живот, вцепившись в дреды. От него сильно несло перегаром. Удары сыпались один за одним. Том закрыл голову руками. Он не мог защищаться: Марино сидел сверху и молотил по телу, как по боксерской груше. Потом слез и ушел. Том не плакал, не стонал. Просто лежал с зажмуренными глазами и прокушенной губой. Если не шевелиться, то можно терпеть. Судя по всему, глаз оплывает, и завтра он не сможет раскрыть веки. Кажется… судя по хрусту… сломаны ребра… и… почки… отбиты…
Том пришел в себя от резкой боли и того, что кто-то трясет его за плечи, от чего тело то и дело пронзала острая боль. Застонал… Глаза открыть не смог — веки отекли.
— Том! Том! Том! Том! Том… — бормотал Марино, целуя его тело.
— За… что… — кое-как выдавил он разбитыми губами.
— Потерпи, мальчик, сейчас врач приедет. Он уже вот-вот будет здесь. Потерпи… Просто потерпи…
Том с трудом перекатил голову на другую сторону. Можно подумать, что у него есть еще какие-то интересные предложения, кроме как подождать…
Он пропустил момент появления доктора. Опять потерял сознание.
В комнате кто-то орал. Врач — узнал голос Том. Второй — вроде бы Марино. Оба ожесточенно спорили. Даже чужие крики причиняли ему боль. Жаль, что сознание нельзя терять, используя только силу воли. Он бы, наверное, вообще в себя не приходил.
Дышать очень тяжело. Больно кошмарно. Вопли прекратились. Холодные пальцы начали тыкать в горячую, разбитую кожу. Том застонал. Кто-то очень осторожно приподнял его и переложил ближе к краю. Том закричал. Опять уколы и капельницы. Опять темнота.
По крайней мере, он смог открыть глаза, что не могло не радовать. Тело ныло, но острой боли уже не было. Он был в комнате один. Рядом с кроватью стояла стойка с пустой капельницей. На столике лежали шприцы и ампулы. Много ампул. Мягкое кресло около окна. Том смотрел на ампулы и иголки и пытался сообразить, может ли он их как-то применить для обороны или суицида. В принципе, для суицида можно — воздух в вену и конец фильма. Но когда-то давно он обещал Биллу, что никогда не умрет добровольно. Стало быть, вариант с воздухом в вену не подходит. Из ванной вышел врач.
— Как ты себя чувствуешь? — наклонился он к Тому.
Том предпринял попытку улыбнуться, потому что говорить сил не было.
— По… мо… ги… те… — едва слышно прошептал он.
— Мне жаль… — развел доктор руками. — Я могу всего лишь помочь тебе выжить.
— Хочу ум… ме… реть… — из глаз потекли слезы.
— Это я уже понял. Держись, парень. Я сделаю тебе обезболивающий укол и дам снотворное. Спи, Том. Тебе надо набираться сил.
Доктор на самом деле оказался волшебником, потому что дня через три-четыре Том смог доковылять до туалета самостоятельно, а через неделю чувствовал себя вполне сносно. Врач провел полное обследование еще тогда, когда Том валялся без сознания, которое, к счастью, ничего серьезного не выявило. Марино Том не видел. И, если честно, совсем не хотел видеть. Доктор с ним не разговаривал категорически, как Том не пытался его разболтать.
Но рано или поздно это должно было закончиться — врач уехал, а кроме Марино больше никто не имел права доступа в его комнату. Том не хотел встречаться с Марино вообще. Понимал, что его желания тут никого не интересуют, и что, не пройдет и суток, как его опять начнут использовать по прямому назначению, но хотелось оттянуть этот момент максимально далеко. Он забрал подушку, ушел в ванную и забрался там на окно.
Не прошло и часа по внутренним часам, как он услышал его крик:
— Том, иди сюда!
Том даже не шелохнулся.
— Иди сюда! — крикнул он уже зло.
Он не подчинился.
— Ты оглох на оба уха? — дверь распахнулась, и в ванную влетел взбешенный Марино.
Дело грозило закончиться очередным избиением. Том нехотя слез с подоконника и подошел к мужчине, глядя в пол.
— Там ужин, — бросил он.
— Я не хочу…
Том не договорил. Марино ткнул его в больные ребра. Он вскрикнул и отшатнулся.
— Я сказал, ты сейчас пойдешь и поешь, — отрезал Марино.

---

дрындыгыдындындын

forum.tokiohotel.ru/showthread.php?t=36368

---

17

Это было так приятно. Оказаться вновь дома, с родными. С родителями. С тетями-бабушками-родными, с друзьями и собаками. Знакомый до боли в сердце детский запах ожидания чудес. Елка, подарки, слезы радости, дурацкие причитания «Как же ты вырос!», «Какой же ты теперь стал у нас взрослый» и бурчание себе под нос «Я такой всегда был». Скотти от радости нассавший на новый белый ковер, с воплями удирающий от Симоны с тряпкой. Курцхаар, которого они взяли из приюта год назад, свернувшийся клубком и дремлющий прижавшись к Тому спиной. Девочка-такса под стулом Билла, увлеченно грызущая его тапок. Это казалось сном. Теплым и сладким, из которого не хотелось просыпаться.
- Мам, мы с Биллом пойдем, погуляем с нашим малышом, - сказал Том, вставая. Имея в виду курцхаара. Он не обернулся, только Билл заметил, как странно дернулась бровь Симоны.
Он выдержал ее взгляд, и глазом не моргнув. Залпом допил молоко и пошел одеваться вслед за Томом. Вроде бы ничего эдакого не случилось. Он еще раз внимательно посмотрел на мать. Она улыбнулась ему. Ничего не случилось. Просто кольнуло странно сердце. И не отпустило.
Том воспользовался его чрезмерной задумчивостью, и конечно извалял его в снегу. Билл насыпал ему за шиворот снегу, падая на спину от хохота, до чего возмущенно выглядел Том. Они возились на улице и носились друг за другом пока не стемнело. Они включили праздничную уличную подсветку у дома.
Гордон вышел на улицу, покуривая. От души запустил в обоих по очереди по снежку, ухохатываясь и уворачиваясь от ответных ударов снежных боеприпасов.
- Эй, пошли домой, скоро за стол!
- Еще минуту, Гордон, щас…

***

Год тянулся так долго.
И прошел так скоро. Билл стоял под елкой как дебил и хватал снежинки ртом. Курцхаар помотал хвостом высоко оценив столь увлекательное занятие хозяина, вскоре присоединился к нему.
Том пошел к Гордону стрельнуть сигаретку. А Билл даже курить не хотел. Он просто смотрел вверх, в черное, живое небо, исполненное тяжелыми пушистыми снежинками, падающими ему на лицо. Следы трассирующих ослепительно-белых в свете фонарей снежинок не давали ему сдвинуться с места. Ему казалось, сделай шаг, скажи хоть слово и это ощущение исчезнет. Он смотрел на волшебное ночное небо со снежинками и чувствовал себя живым.
Курцхаар тоже видимо что-то почувствовал, потому что вдруг посерьезнел, замер, задрал длинную морду в небо, и закрыл пасть.
- Как-то они знаешь,…слишком уж… похожи, - сказал Гордон Тому. Имея в виду Билла и собаку.
- Ххеее… - сказал Том, задумчиво выпуская сигаретный дым ровными белыми кольцами, - а ты так умеешь?
- Еще бы, - хмыкнул Гордон.
Они выпустили альбом в этом году.
Весь год было настолько страшно, что сам момент когда он вышел Билл забыл. Ему внезапно стало все равно, хотя еще вчера он считал это самым главным делом своей жизни. Пан или пропал. Еще вчера это было так важно. А на следующий день он сидел и только чувствовал, как в его времени образовалась пустота, которую он не знал чем заполнить. Вроде можно было отдохнуть, никуда не идти, валяться в кровати и радоваться жизни. Ну и походу дела грызть от волнения ногти, пока Том не видит. Том тоже чувствовал что-то подобное, порой усвистывал куда-то по одному ему ведомым делам. Они только пару раз обсудили все это с Томом. Оба заверили друг друга в том, что им абсолютно насрать, понравится ли это широкой публике или нет. И оба поняли, что не верят друг другу, рассмеялись, и больше не повторяли этого. Так бывало в его… в их жизни не раз уже. Все что было вложено ставилось на кон. Оправдаешь – король – нет – дерьмо у дороги.
Хорошо что подвалил контракт с озвучкой второй части голливудского мультфильма. Билл радовался ему как ребенок. Он знал, что теперь он точно не сойдет с ума. Когда чем-то занимаешься, легче не думать. Альбом шел. Но конечно не так хорошо как бы ему хотелось. Он на самом деле думал что они сделали лучшее что могли. Лучше чем в принципе могли. Ему казалось что они перепрыгнули себе через голову, а вроде бы звучало так что оно само собой разумеется, и могли бы и лучше.
Ничего, выстаивали не раз, и в этот раз выстоят, и докажут всем, что это было круто. Рано или поздно докажут.
В кармане у Билла завибрировал телефонный звонок. Дэвид. Наверное хочет поздравить с Рождеством. Надо было позвонить раньше, а сейчас он начнет упрекать его в невнимании. А дело было не в том, что Билл забыл, Билл не забыл, просто не хотел разговаривать. Если бы он стоял сейчас тут и молчал, было бы хорошо. А так…
- С Рождеством, дорогой Дэвид, - сказал Билл черному небу со снежинками, - ты знаешь, а мне… нам ведь повезло, что ты у нас есть.
Курцхаар задумчиво повел ухом и вздохнул. Через окно на двор доносились такие соблазнительные запахи, лично он чисто по-собачьи возмущался пассивности своего хозяина к таким важным жизненным моментам.
Наверное, если бы не Дэвид, они бы не выстояли теперь.
Билла еще никогда не били так больно. Никогда не били так больно, как теперь, когда ударили по самому дорогому что у него было. По Тому. Ему хотелось выть и кусаться, когда он обо всем узнал. Ему было легче тогда, когда начинали травить его. Он всегда думал, тайно, что он гораздо сильнее Тома. Он бы выдержал, но Том был другой, он и переживал сильнее, и оттого что не мог ничего сделать едва не сходил с ума. Дэвид слова не сказал ни ему ни Тому. Просто подставил плечо, схвативши в зубы СМИ и власти. Вывернул ситуацию с точностью наоборот, и так что хрен еще придерешься. Билл хорошо помнил, как они сидели тогда на Хоффмановском диване, вечером, вчетвером. Он, Том, Дэвид и Петер и молчаливо взирали на очередное повторение этого скандала в новостях.
Билл еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным гуманоидом. Он по-правде не знал что делать. Не знал, как реагировать. Не знал чем он заслужил то, что получил, и не знал, как на это отвечать. Холодные щупальца ужаса, от того что что-то может случиться с Томом парализовывали ему всю способность мыслить. Он не мог спать, ему чего только не лезло в голову. Он знал только, что он не сможет жить один на свободе без Тома.
- Прорвемся, - сквозь зубы бросал Дэвид. И все что мог делать Билл, верить ему на слово, - и не то переживали.
Билл беспомощно кивнул.
- Дэвид, а если что-то пойдет не так, что мне нужно сделать, чтобы меня тоже посадили? – спросил он, задумчиво сжимая в побелевших от напряжения тонких пальцах стакан с водой.
Дэвид был зол как черт. Из-за всего. Он рявкнул на Билла:
- ЗАТКНИСЬ! – и жахнул кулаком по столу. Он редко так делал. Билл от неожиданности подскочил на месте и выронил стакан. Заставляя стеклянные осколки разлететься по мраморным плиткам пола кухни Хоффмана.
- Блин, прости, Петер, - сказал он испуганно, повернув голову и увидев хозяина дома.
- Да ладно, - махнул рукой Хоффман, - к счастью, говорят.

***

Они как-то помирились тогда с Хоффманом.
Если не полюбили друг друга так хотя бы смирились с фактом существования друг друга.
Однажды они так наквасились втроем, ожидая Дэвида, что Дэвид даже всерьез взревновал, увидев душераздирающую картину, Петере подшофе с бокалом коньяка, и спящего на нем в обнимку с собакой Билла. С другой стороны на Петере спал Том. И рожа у Петера была как у хозяина гарема. Билл спросонья так и не понял что случилось. Почему Дэвид орет, и стаскивает его с дивана на пол.
А с утра, проснувшись он пытался спросить у Петера что случилось, так Петер только хихикал маниакально и говорил что никогда еще не видел таких трагических случаев потери последних крох интеллекта половозрелыми мужчинами. И просил Билла раскрыть ему секрет выедания мозгов у окружающих. Билл долго рассматривал свой облезший маникюр и потом сообщил цену, за которую он легко поделится секретом со старшим товарищем. В миллионах евро.
- ДА ИДИ ТЫ! – возмутился Хоффман, заставляя Билла демонически расхохотаться.
- А, ну да, и еще душу, - добавил Билл.
- Она итак твоя, - хмыкнул Хоффман, - ваша, - поправился он.
- С пончиком? – уточнил Билл. С тогдашней фееричной разборки кличка эта закрепилась за Томом, как тот не скрипел зубами и не рычал на Билла.
- С пончиком, - кивнул Петер, - ты знаешь, а я не думал что ты протянешь так долго, - ухмыльнувшись добавил он. Тон его, впрочем был очень серьезным.
- Я каждый день молился, - металлическим голосом ответил Билл, - когда же ты свалишь!
Оставаться в долгу было не в его натуре. Хоффман даже рассмеялся, серые глаза его впрочем оставались холодны как лед.
- Ты сильный, сволочь, - с улыбкой сказал он, констатируя факт.
- Меня хорошо учили, - зеркаля его выражение лица сквозь зубы процедил Билл.
- Всех учат, - не согласился Хоффман, - не все понимают.
- Я так понимаю, это был типа комплимент? – уточнил Билл.
- Типа, да, - кивнул Хоффман.
Внезапно он сделал несколько шагов по направлению к Биллу и остановился. Протянул ему руку. Билл вскочил от неожиданности чуть не перевернув стул. Молча пожал протянутую ему руку. Он явно оторопел от уважительного мужского жеста Хоффмана к нему, и в общем и не сообразил что делать. Схватился за протянутую руку автоматом. Лицом, впрочем, себя не выдал. Разве что внезапно похолодевшей тонкой ладошкой.
- Мы с тобой дольше знакомы, - сказал Хоффман тихо. Толи не хотел чтобы кто-то услышал, толи сам как-то проникся моментом.
Разумеется, он говорил о Дэвиде.
- Я хорошо помню обстоятельства нашего знакомства, херр Хоффман, - отчеканил Билл, - и хотел бы забыть, да не получается.
Петер кивнул, придвинул стул и сел рядом с Биллом.
- Сядь, - сказал он, потому что Билл явно не торопился это сделать.
- Так странно видеть, как дети растут, - сказал Хоффман, а Билл сцепил руки на груди, - подумать только. Ведь я сам это все и замутил.
- Хочешь, чтобы я сказал тебе спасибо за это? – несколько вызывающим тоном прозвучало.
- Нет, - Петера, впрочем, это не смутило, - Ты понравился мне сначала. Я подумал, большой грех давать на растерзание суровой реальности беззащитного дикого зверька. Слишком большой грех. Я как-то вдруг почувствовал вдруг странное чувство вины. Словно это произошло из-за меня. Я подумал, свести тебя с Дэвидом. Он был умный мальчик, талантливый, и мухи бы не обидел. Я знал, что он никогда не сделает тебе ничего дурного, и знаешь, ты будешь смеяться… Я как-то хотел искупить этим что ли все что я делал когда-либо по жизни не так. Лично сам себе заработать индульгенцию.
В камине потрескивал огонь. Билл в задумчивости потер подбородок и накрыл пальцем свои губы. Начало рассказа Хоффмана показалось ему вполне интригующим.
- Когда я начал понимать, как ты разводишь Дэвида, я был несколько обескуражен. Я не верил что я мог так ошибиться…
- Я не… - начал Билл но Хоффман не дал ему встрять.
- Это ты Тому рассказывай, что это Дэвид виноват, - отрезал он, - хотя он конечно виноват. Он знал это. Знал что что бы не случилось, виноват будет только он, и он один. Но его это не волновало.
Хоффман усмехнулся, потом закашлялся.
- Он переживал, что сломает тебе психику. Он не спал ночами полгода, боясь на тебя посмотреть лишний раз. Я ржал до слез, мой милый друг, Билл Каулитц, плакал и рыдал, однако, ты пер как чугунный таран. И я тебе скажу это был первый раз когда я пожалел, что я тебя спас. Не то чтобы я так сильно переживал за Дэвида, но я был крайне разочарован тем фактом, что я так трагически ошибся в тебе тогда. Я был сильно разочарован в тебе. Я вдруг понял что оказался глупее N. Пусть он мразь и подонок, но он понял, что ты не перед чем не остановишься. Я клял себя на чем свет стоит, за то, что я своими собственными руками загубил Дэвида. Я пытался убедить его на разные лады. Что и как он должен делать, чтобы хотя бы немного противостоять этому всему. Но этот человек слишком тебя любит. До потери чувства самосохранения. Это клиника какая-то. Ты для него стал центром всего. Его мира, его интересов, его я. Так любят один раз в жизни. Тот факт, что ты используешь его и выкинешь не вызывал у меня ни малейших сомнений. Я видел. Мы все видели как ты кокетничаешь с другими. Я только ждал, кто же встанет на его место и когда именно это произойдет. Мы с Бензнером даже пари заключали.
- Это так мило, - Хоффману показалось, что он в натуре слышит как щелкнули зубы Билла когда тот закуривал сигарету, - продолжай.
- Ты превзошел все мои самые смелые надежды, мой мальчик, - сказал Хоффман спустя небольшую паузу. Он пытался подобрать слова. С…Томом. Ты просто превзошел…все…мои…фантазии….
- Да ебал я твои фантазии! – внезапно рявкнул Билл, - все что происходит между мной и Томом касается только нас двоих! СЛЫШИШЬ, ТЫ?! – он наклонился вперед, так что его лицо оказалось от лица Хоффмана близко-близко, - ЭТО НАШЕ ДЕЛО!
- Но-но, тише-тише, сдай назад! – Хоффман опешил от реакции Билла, - слушай, я не хочу с тобой ругаться. Я просто хотел поговорить по душам, как со взрослым человеком…
- Так говори, - прошипел Билл. Воздух округ него наэлектризовался так, что казалось посверкивает фиолетовыми разрядами, - А Тома не трогай.
- Понял понял, - Хоффман выставил вперед ладони, успокаивая Билла, - ты меня не так понял. Я ничего плохого не хотел сказать о Томе. О тебе – может быть да, - Билл против воли ухмыльнулся. Похоже гроза пронеслась никого не задев, - но о Томе никогда.
- Так вот, говоря о человеке чье имя не называют, - продолжил Хоффман, - я скажу так что вот тут я просто стал твоим преданным фанатом. Такой логики я не ожидал. Это запредельно, понимаешь?
Билл пожал плечами и скептически дернул бровью.
- Нет, - отрезал он, - это ты неправильно понимаешь, Хоффман.
- На меня, должно быть давят банальные социальные стереотипы…
- А на меня нет.
- У вас нет будущего.
- У меня есть Том.
- А Том? Простите, «Человек, чье имя не называют». Ты уверен, что ты - это то, что ему нужно?
- Нет. Я уверен, что нет, - Билл зажег вторую сигарету и затянулся, - но это уже тебя не касается. Как-нибудь разберемся.
Хоффман задумчиво кивнул.
- Хорошо, - сказал он, - это хорошо. Однако вернемся к Дэвиду.
- Он все еще со мной, - сказал Билл, - хоть ты и постарался приложить свою руку к тому, чтобы выиграть пари у Бензнера.
Хоффман расхохотался:
- Ну это не совсем так…
- А вот это уже меня не касается, - отрезал Билл и сломал сигарету в пепельнице.
- Эй, ты все-таки обиделся на меня! – сказал Хоффман, несмотря на прозрачную холодную сталь где-то в самой глубине глаза его сияли смешинками.
- Я просто тебя ненавижу, - сказал Билл. Спокойно и взвешенно.
- За что? – удивился Хоффман, - за то, что я знаю, кто ты есть?
- За то, что ты думаешь, что можешь дергать за ниточки и управлять людьми.
- А ты считаешь, это должен делать ты? – Билл аж подскочил на месте от вопроса Хоффмана.
- Ггы, - он сам не заметил как начал ржать. Наверное, это была истерика, от всего, но он ржал как ненормальный, у него даже слезы из глаз катились.
- Боже мой… - пытаясь отдышаться сказал он, - госс-ссподи….слушай, я конечно убежденный контрол-фрик, но не до такой же степени…
- Доживи до моих лет, - ухмыльнулся Хоффман.
В общем, больше они этих вопросов никогда не поднимали. Спустившийся в гостиную Том застал их мило беседующими о проблемах звукозаписывающих лейблов в эпоху мирового кризиса.

***

А дальше все понеслось, превратившись в цветной калейдоскоп.
Южная Африка и новый клип. Пески Сахары, жаркие дни и пронизывающе холодные утра. Работа, команда, самолеты, отели, автомобили. Интервью и встречи. Выступления. Италия, Франция, Германия. На автобане он грохнул машину о заграждение. Только когда вылез, понял, что мог бы и не вылезти оттуда больше никогда. Дэвид сильно волновался, что он будет в состоянии выступать на следующий день. Так силен бы шок у них у всех, у троих. Том наорал на него, чтобы тот теперь вообще за руль не садился, обезьяна с гранатой! Билл не обиделся на него, потому что знал, что он тоже находится в шоке.
Вот тогда, на него нахлынуло это все разом. Способность чувствовать каждую секунду, что он жив. Он стоял, положив руки на смятый капот, чувствуя как тяжелая капля пота стекает по лбу, несмотря на прохладную погоду, и понимал, что это он будет чувствовать теперь всегда.
- Билл, подумай, ладно? – Дэвид примчался сразу же, не испугавшись даже наличия Гордона в доме близнецов, - Билл я могу позвонить Питу…
- Я это…я сильный сволочь, - ухмыльнулся Билл.
Том с Дэвидом переглянулись, с такими лицами, с какими переглядываются родственники, чтобы не спорить с тяжелобольным из гуманности.

***

Весь дом уже спал, отяжелевший и осоловелый после праздничного застолья. Пения и плясок. Взрывов смеха и радости. Дом был полон гостей, и они лежали с Биллом в одной маленькой комнате, как в раннем детстве. На разных кроватях. Билл ругался на свою сквозь зубы, возмущаясь, какой дебил конструировал это блядское прокрустово ложе, и что у него то пятки свешиваются, то коленки, и лучше бы он спал на полу.
Том счастливо ржал, слушая его причитания. Это Рождество было просто одним из лучших в его жизни. Ухохотавшись над Биллом от души Том сел на кровати.
- Иди сюда, - сказал он Биллу.
- Чегойта? – недоверчиво покосился на него Билл. Глаза его, без мейкапа, и прочего были отчаянно косыми и беззащитными как у олененка Бэмби.
- У меня кровать больше.
- Вот так всегда! – сказал Билл, - всегда так. Жизнь ко мне несправедлива.
- ИДИ КО МНЕ! – рявкнул Том, - или я к тебе пойду!
- Хуй ты тут поместишься, - пробурчал Билл.
- А я на тебя сверху лягу, - отрезал Том.
- Бля, как смешно! Уссаться просто, - Билл отвернулся от Тома и уткнулся носом в стену.
- Кто сказал, что я шучу? – спросил Том, и мощным движением собственного тела вдавил Билла в стену, прижимаясь к нему всем телом и укрываясь одним одеялом.
Билл только сдавленно мяукнул. Но возражать не стал. Том уткнулся носом ему в шею. Забытый запах лавандовой отдушки из шкафа где у Симоны лежало постельное белье. И тот факт что они оба были в пижамах, трогательным теплом и воспоминаниями безмятежности наполнял их обоих. Том лежал и боялся пошевельнуться, чтобы оно не ушло. Билл тоже боялся пошевелиться. Кажется, боялся даже дышать. На стене тикали старые часы. Но они не могли спать.
- Ты счастлив? – внезапно спросил Билла Том.
Билл хотел ответить, но не смог. Даже открыл было рот, но не смог. Толи ком в горле встрял, толи он просто не знал что сказать. Но Том понял его без слов.
- А ты знаешь, а я счастлив, - сказал Том, - я весь день сегодня думал об этом. Я думал, вот явись сейчас ко мне кто-нибудь… ну… ты понял, и спроси, хочешь ли ты, Том Каулитц смотреть в глаза своей матери без содрогания, с чистой совестью, или, ты, Том Каулитц выбираешь своего братца, Билла, со всеми потрохами и последствиями. Прижиматься к нему ночью голым, блядь, и думать, что сука, это просто охуеть, и так оно и должно быть и ебать весь мир.
- Да? – тихо спросил Билл, - и чего бы ты ответил? Ну… кому-нибудь.
- Что это не вопрос. Без совести я проживу. А без тебя нет. В общем, я просто хотел тебе сказать, что я счастлив. А ты?
- Главное, для меня, чтобы ты был счастлив, Томи, - сказал Билл.
Тома подкинуло вначале от ответа Билла. Потом он сообразил, на что он намекает. Он едва сдержал смешок. Вот мелкий засранец, а? Потом он подумал еще пару минут. И добавил в ответ.
- Это, - начал он, - Ладно, твоя взяла. Я тебе врал.
- Да? – Господи, как он ненавидел эти билльские ехидные короткие «да?»
- Короче. Я бы, ну, это, я бы стал бы… ну это… только… мне кажется это я начал к тебе приставать.
- Нет, я, - обиженно сказал Билл.
- Я! – отрезал Том.
- Я! – сказал Билл.
- НЕТ, Я!!!
- Я! Я! Я! Я!
- Ну, не подеремся же мы из-за этого, а?!

---

15-16

- Журналисты? Насрать. НАСРАТЬ, говорю! – Йост одновременно пытался застегнуть рубашку и вытащить из шеи судорожно вцепившиеся в него черно-белые ногти, - Билл все в порядке с Томом, Билл он жив, все в порядке, - одновременно в другое ухо из телефона на него орал ровно такой же голос, спрашивая, пиздец, Йост, что же делать-то? Йост подумал, что он уже достиг невероятных высот, недоступных никому из когда-либо живущих, даже самому Гаю Юлию Цезарю, одновременно слушать двоих орущих ему в два уха близнецов и даже обоим отвечать, - Нет. Я сказал, сидеть! Я тебя лично, блядь, убью, если ты выйдешь, Том! Слышишь полицейские сирены, ах ты, блять, бегу…. ДА НЕТ ЖЕ НЕ АВАРИЯ, БИЛЛ! Я уже почти в машине, Том, СИДИ ДЕЛАЙ ВИД ЧТО ТЫ ИДИОТ И ЗАБЫЛ КАК ОТКРЫВАЕТСЯ МАШИНА, БЛЯДЬ! А Я ГОВОРЮ У ТЕБЯ ПОЛУЧИТСЯ, БЛЯДЬ!
Йост кинул рванул в прихожую ,за ботинками и ключами.
- Я с тобой! – быстро сказал Билл.
- Нет, - отрезал Йост.
- Почему?
- Я СКАЗАЛ НЕТ!
- ДЭВИД!!! ДЭВИД!!! ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ДЭВИД?! ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ ПОЕХАТЬ С ТОБОЙ?! ЧТО С ТОМОМ? ОБЪЯСНИ МНЕ СЕЙЧАС ЖЕ, ЧТО ЗА ХЕРНЯ?! ДЭВИД!!! – Билл разорался на него не на шутку. Йост подпрыгивал на одной ноге. Телефон в кармане опять отчаянно вибрировал, и Тома надо было вытаскивать из идиотской ситуации, хотя он еще ни черта не понял что там происходит, он подозревал, точнее, что, но не было времени объяснять, черт, с такими нервными перегрузками он точно не доживет до заслуженной пенсии. Блядь, бросить бы это все к чертовой матери! Йосту хотелось плакать и смеяться одновременно, потому он просто истерически хихикнул:
- А поезжай. ПОЕЗЖАЙ СО МНОЙ! - его голос довольно быстро перешел на крик, потому что он не знал сколько времени еще продержится Том, - Отличная идея, Билл. Полиция, журналисты, фанаты, поехали к Тому. Поехали! Нет, ты лучше вообще не одевайся тогда! ТАК БУДЕТ ЭФФЕКТНЕЕ В ТЫСЯЧУ РАЗ! Кадры, блядь, будут, загляденье!!! Еще можно дать по примеру Тома кому-нибудь в рыло, а потом полезть к спасенному блядь, Тому обниматься. АХУЛИ ТЫ ЕЩЕ НЕ В МАШИНЕ БЛЯДЬ?! НАСРАТЬ ЖЕ ЧТО ЙОСТ ГОВОРИТ, ТЫ ЖЕ БЛЯДЬ, САМЫЙ УМНЫЙ, А? ВЫ ОБА БЛЯДЬ САМЫЕ УМНЫЕ БЛЯДЬ!!!А?! ДАВАЙ ВЫХОДИ!!!
И пускай на лице Билла, прямо поперек его хорошенького личика Йост явно прочитал «Убью тебя, пидар ты, сука ебанная». Вслух Билл тихо сказал:
- Извини, - и открыл ему дверь.
Йост так озадачился происшедшим, что даже не заметил как слетел с лестницы вниз, вскочил в машину и тронулся с места. Телефон снова зазвонил.
- Я еду, Том! – без всяких лишних «Алло» быстро сказал Йост.
- Бля, а тут дурдом, - довольно спокойно для сложившейся ситуации сказал Том, ну по-крайней мере он был способен рассуждать условно трезво и не был в панике. И то хорошо.
- Мне нужно 15 минут, - сказал Йост.
- У меня их нет, - сказал Том. Спокойно констатируя факт.
Судя по крикам и доносящимся звукам громкоговорителя, Том был прав. Сердце у Йоста стучало так словно он выпил полсотни кофе- эспрессо сразу. Господи, твою мать, ну и адреналин.
- Полиция просит меня выйти из машины, - сказал Том, - что делать?
- Сидеть и закрыть машину изнутри, - прошипел Йост.
- До каких пор сидеть?
- Пока я не приеду.
- Они тут ходят. Смотрят. Показывают мне что-то.
- Не смотри.
- Йост, они говорят я должен подчиняться полиции, - мрачно констатировал Том.
- ТЫ БЛЯДЬ ДОЛЖЕН ПОДЧИНЯТЬСЯ МНЕ! – рявкнул Йост.
- Бля, я веду себя как идиот…
- Раньше надо было стесняться…
- Один ноль, блядь, в твою пользу, Дэвид. Ты далеко вообще? Жопой чую, меня щас автогеном начнут из машины вырезать, как гребануюустрицу из раковины выковыривать. Значит ты мне сказал не подчиняться полиции, да?
- Да. Я сказал тебе не подчиняться полиции. Я знаю, что я делаю!
Йост вдавил педаль газа почти в пол. Он не смотрел на спидометр. Потому что скорость в любом случае была значительно выше разрешенной, если менты не возьмут за жопу, ему хотя бы не будет стыдно. Потому он и не смотрел.
- Я гоню как могу, Том. Потерпи, родной.
Зря он его так назвал. Том почему-то неожиданно всхлипнул.
- Он мне в окно стучит, - прошептал в трубку он.
- Кто? – Йост закусил губу, закрыл один глаз для приличия и проскочил перекресток на красный свет. Хорошо что была ночь и на улицах никого не было. Господи, благослови приличных немцев!
- Мент.
- Пшел нахуй, - сказал Йост.
- Йост сказал «пшел нахуй!» - истерично хихикнул Том, - ой что-то у меня под руль закатилось…гы-гы-гы….
- Я уже на краю города, Том я буду с минуты на минуту.
Йост выключил телефон. Не замечая, что рубашка уже просто прилипла к его спине от пота. Слава богу, он не нарвался на дорожную полицию, ему просто невероятно везло. На выезде из Гамбурга, впрочем ему пришлось притормозить, перед постом. Он сидел матерился от души и едва не бился головой об руль. Минута, каждая минута на счету, он боялся что Тома уже начали выковыривать из его машины, а светловолосый ехидный сволочь полицейский, ему казалось, нарочно включил ему красный свет на три минуты, какого хуя совершенно непонятно!
Телефон зазвонил снова.
- Да, Том. Что? КАКОГО НАХРЕН ХРЕНА ТО-О-О-О-О-О-О-ОМ!!!!!!
- Йост, я сбежал.
- Блядь, как?!
- Ну, просто завел машину и уехал, - хихикнул Том.
В трубке загудели гудки вызова второй линии.
- Бля, - сказал Йост. Он не заметил, что включился зеленый свет. - Кого черт дернул мне сейчас звонить? !
- Это, наверное Билл, - смущенно хмыкнул Том.
- Ой, нет, - сказал Йост.
- Он что-то сильно нервничает, - сказал Том. Они уже оба начали ржать просто бесконтрольно. Светловолосый полицай поглядывал все с большим вниманием на Йоста. Йост бы долго еще бы ржал, если бы Том не сказал следующей фразы.
- Ты знаешь, Дэвид. Ты можешь, конечно, считать что у меня паранойя но по-моему за мной гонятся. Ггы. БЛЯ! ЗА МНОЙ ГОНЯТСЯ!!!!! ПРИКИНЬ, ДЭВИД!!! ПОЛИЦИЯ ГОНИТСЯ ЗА МНОЙ!!! – вот счастье Тома в этот момент точно казалось Йосту несколько чрезмерным.
- ТЫ ГДЕ?!?! - Взвизгнув колесами развернув машину прямо на глазах у удивленного полицейского заорал Йост.
- В ЖОПЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – радостно заорал Том.
- МЫ ВСЕ В ЖОПЕ!!! – в тон ему заорал Йост, - ГЕОГРАФИЧЕСКИ БЛЯДЬ!?
Том чувствовал себя как в одном из любимых фильмов, и только это наверное спасало его самообладание, а не то он бы уже давно бы обосрался бы к чертовой матери. Он пока не видел полицейских машин, но слышал. Он старался глубоко дышать, и волнение его выдавали только изрядно вспотевшие ладони.
- Я еду к шоссе в сторону нашего дома, - сказал он.
- Идиот, - сказал Йост, - тебе нельзя домой, идиот!!!
Том вначале свернул на первый попавшийся съезд с автобана, потом подумал что сделал.
- Это первое место где тебя будут искать! – Йост уже на самом деле разозлился.
- Вот черт! – и хуй возразишь.
Машина Тома радостно выехала на противоположную сторону автобана, по мосту-развязке сверху со включенными мигалками вслед за ним на съезд промчались полицейские автомобили. Врешь, не возьмешь!!! Он выжал сцепление и вдавил педаль в пол. Сколько там? Двести-двести двадцать? Черт да съебись ты с крайней левой полосы, улитка ты гребаная, ездить не умеешь а туда же на дорогу!!!
- Йост, вы где? – Дэвид обычно всегда был рад слышать голос Билла но почему-то не в этот раз. Он вообще не знал стоит ли ему объяснять, что Том съебался с места происшествия, что они с ним разминулись, что он удирает сейчас от гонящихся за ним полицейскими машинами, и они оба не могут сообразить, что им делать.
- В ЖОПЕ!!!! – радостно отрапортовал Йост, - Вот теперь из-за твоего гениального братца в полной жопе!!! А вот он…вот он кстати, блядь, пронесся мимо меня только что,….у-уй… козлина…. Жди нас дома с победой, боевая подруга!
Он не стал выслушивать комментариев Билла по поводу последнего эпитета. На второй линии звонил Том.
- Я тя видел! – сказал он.
- Кидай машину, блядь! – Йост рванул за Томом слыша сирены приближающихся машин и чувствуя что по его телу носятся мурашки размером с кокер-спаниэля.
- Какого хуя?! – возмутился Том.
- Кидай машину и садись ко мне. Это приказ!
- Менты запалят!
- Насрать!
- Нет, стой Йост я придумал!!!
Том на полной скорости свернул вправо, а пока Йост старательно раскорячивался на перекрестке, изображая умственно отсталого за рулем и пытаясь развернуться. Может быть стоило бы еще и помахать им рукой? Машины сигналили ему приближаясь, громкоговоритель требовал ему освободить дорогу, а Йост катался поперек дороги туда-сюда, тупо улыбаясь как дебил и жестикулируя мол, простите я в первый раз за рулем, и в душе не ебу, чего это я не могу развернуться.
- НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ! – приказали ему.
Полицейский выскочил из машины, рванул дверь:
- Господин, что случилось?! – в общем довольно вежливо как и подобает должностному лицу спросил он Йоста.
Йост внезапно увидел как вторая полицейская машина пытается объехать его по встречной полосе спереди, он всплеснул руками как полоумная блондинка, заорал и вдавил педаль газа, заставляя машину шарахнуться в сторону и затормозить. Хоть на секунду, хоть на долю секунды но он должен был их задержать, а пусть считают идиотом, главное чтобы не начали бить и не задержали.
- ГОСПОДИН ВЫ НАХРЕН ОХУЕЛИ?! НА Каком основании выпротиводействуете действиям полиции?!
- Я?! – Йост испуганно высунулся в окно, - Простите простите меня господин полицейский!!! – истерично заорал он, резко включая задний ход на коробке передач потому что теперь его пытались обойти сзади, - ТВОЮ МАТЬ ЗАЕЛО КОРОБКУ ПЕРЕДАЧ!!!!!!! – Закричал он в окно округляя от ужаса глаза, господи, так хорошо он кажется еще никогда не играл, ну хотя бы потому что его все еще пытались объехать, а выскочивший полицейский бегал за ним вперед-назад как заяц, и в него еще даже и не стреляли! Блядь, шоубизнес все-таки был его истинным призванием! – ПОМОГИ-И-ИТЕ!!! СПАСИ-И-ИТЕ!!!
- ВЫ МОЖЕТЕ ЗАГЛУШИТЬ МОТОР?! – из двух оставшихся машин на улицу повыскакивали полицейские. Движение на обеих сторонах улицы было парализовано, слава богу тротуар на этом углу был такой узкий, что объехать его было просто никак, - ЗАГЛУШИТЕ МОТОР, ГОСПОДИН!!! ПОВЕРНИТЕ КЛЮЧ ЗАЖИГАНИЯ!!!
- А?! ЧЕГО?! – кричал Йост, катающийся как ненормальный псих туда-сюда.
- ВЫТАЩИТЕ КЛЮЧ ЗАЖИГАНИЯ!!!
Надо было однако заканчивать шоу пока они не усомнились в том что у него есть водительские права и он не сбежал из дурдома!!! Он выдернул ключ зажигания, позволил себя вывести из машины под руки, и полицейскому выехать на улицу так как надо на его машине. В эту самую секунду в кармане у него зазвонил телефон:
- Да! ДА ДОРОГАЯ, Я УЖЕ ЕДУ, Я ПОЧТИ НА МЕСТЕ!!! – заголосил он истерично, пугая полицейских.
- Йост ты охуел?! – шикнул Том.
- ДЕРЖИСЬ, ДОРОГАЯ, Я РЯДОМ!
- Я бросил машину на стоянке у супермаркета, - быстро проговорил Том, - там было пусто, меня никто не видел, я перелез через забор и щас ховаюсь под скамейкой в саду у памятника, блядь, ты скоро?!
- НЕ РОЖАЙ БЕЗ МЕНЯ, ДОРОГАЯ!!! МЫ ДОЛЖНЫ РАЗДЕЛИТЬ ЭТОТ МОМЕНТ ВМЕСТЕ!!!
Все еще сильно опасаясь что служитель закона проверит его документы, хотя и несколько смирившись с тем, что одна из машин стартанула, Йост бросился к нему обниматься!!!
- БОЖЕ!!! МОЯ ЖЕНА РОЖАЕТ! ЭТО МОЙ ПЕРВЫЙ РЕБЕНОК Я ТАК ВОЛНУЮСЬ!!! Я ДОЛЖЕН ЕХАТЬ!!!
Офицер полиции с отвращением отцепил от себя его горячие объятия.
- Поздравляю, - сухо сказал он, - Может вас подвезти?
- Нет- нет, не надо!!! Я сам.
- Вы не пили?
- Нет ну что вы, как можно, я же за рулем, господин полицейский!!!
- Вы уверены, что вы в состоянии управлять транспортным средством?
- Да, я уверен! Просто я не знаю, что случилось, это новая машина, может быть там что-то сломалось…
- С машиной все в порядке, капитан! – отрапортавался младший по званию, который «обуздал» взбесившуюся машину Йоста. Поняв, что дело- жопа, Йост полез обниматься и к нему:
- ОФИЦЕР!!! ВЫ МЕНЯ СПАСЛИ!!! СПАСИБО ОФИЦЕР!!! ВЫ СПАСЛИ МЕНЯ И МОЮ ЖЕНУ И МОЕГО РЕБЕНКА!!! УРА!!! УРА ГАМБУРГСКОЙ ПОЛИЦИИ!! СПАСИБО ВАМ!!! СПАСИБО!!!! МОЙ ДЯДЯ СЛУЖИТ В ГОРОДСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ - Я ТАК ВАМ БЛАГОДАРЕН, Я ПРОСТО ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ ЕМУ КАКИЕ САМООТВЕРЖЕННЫЕ И ДОБРЫЕ ЛЮДИ СЛУЖАТ У НАС В ПОЛИЦИИ! – Йост вытащил из кармана телефон тыкая во все кнопки подряд продолжая разыгрывать восторженного идиота, и, кажется, входя во вкус, - Я сейчас же позвоню ему….СЕЙЧАС ЖЕ!!!
- Может быть вы поедете? У вас жена рожает – напомнил ему капитан полиции.
- О БОЖЕ!!! – Йост всплеснул руками, уронил телефон, подобрал, снова полез целоваться к полицейскому, тот тактично похлопал его по спине и передал наилучшие пожелания его жене. Йост вскочил в машину и стартанул к скверу.
Он три раза объехал вокруг, медленно. Том не врал заховался он и впрямь отлично. Вдалеке выли полицейские сирены. Далеко, но не так далеко как ему бы хотелось бы. Черт, Том, сукин ты кот, где ты шляешься? Он остановил машину недалеко от фонтана и полез за телефоном, чтобы набрать Тома. Сердце прыгало у него в горле от ужаса, вот нехватало только чтобы его щас запалили за тем как он сажает в машину какого-то пацана. Однако Том подскочил к нему легкой теню и бухнулся на сиденье:
- Мужчина, не подвезете? – спросил он.
- Был бы у меня выбор, я б тя придушил, - сквозь зубы сказал Йост, и рванул с места, - маленьким еще.
- Прости, я серьезно не хотел помешать вам ебаться! – виновато сказал Том.
- Пригнись, - сказал Йост.
- А?
- ПРИГНИСЬ, СКАЗАЛ!!! - Йост снова увидел машину знакомых ему полицейских, она мчалась им навстречу.
Том не стал возражать, а Йост начал размахивать руками, приветствуя служителей закона и молясь про себя богу, чтобы они не приняли его за психа.
- Можно уже разогнуться? – они выехали на автобан, и Том прохрипел откуда-то, из-под сиденья.
Будь у Йоста опять же выбор, он бы сказал, нет, сука, так и сиди и не рыпайся. Исключительно из свойственного любой человеческой натуре садизма.
- Можно, - сквозь зубы сказал он.
Телефон его снова зазвонил.
- Да, Билл. Все нормально Билл. Да, я везу Тома к нам. Нет, домой нельзя. Билл подойди к окну, посмотри внимательно на улицу, там полиции нет? Почему они должны там быть? Ну,…это долго объяснять, слишком долго. В общем, вообще-то, их там быть не должно…но мало ли….
Он отрубил телефон, и посмотрел на Тома.
- Вроде горизонт чистый, - мрачно сказал он.
- Йоу, брат, - хихикнул Том, - мы с тобой как тру-гангста теперь!
- Чо? – переспросил Йост.
- Тру гангста-рэпперы, йо! – хихикнул Том. Йост хотел было гавкнуть, но потом решил что это нервное.
- Бля, как я гнал, я сука…как я гнал….слушай – ты мне сказал, когда что домой нельзя я свернул уже, ну и эти сука менты за мной рванули, я решил что все, все, блин, я попал как лох последний попал. Вот жопа была бы, да? И вот, я блин, я не думаю больше, я думаю, а ну нахрен, и гашетку в пол и обратно, боже, какие у них наверное рожи были когда я такой – Тыдыыынц и у них перед носом – в другую сторону…Я их провел!!! КАК Я ПРОВЕЛ МЕНТОВ!!! – Йост внимательно посмотрел на Тома, чтобы убедиться что это точно не Билл. Том сидел, размахивал руками, и подпрыгивал возбужденно на сиденье и сверхъестественно быстро выстреливал словами.
- Видел бы ты, какие у них были рожи когда я имитировал перед ними идиота, раскорячившись на своей машине поперек перекрестка, чтобы дать тебе время уйти, - мрачно сказал Йост, - Я думал меня в дурку заберут сегодня как пить дать!
Том внезапно замолчал. До него внезапно дошло о чем Йост.
- АААА! – он радостно взвизгнул как девчонка и захлопал в ладоши, - Это ты поэтому гнал про рожающую жену?!
- Да.
- Хааааааа! Гениально! И чо поверили?!
- Как видишь. Если бы ты не съебался с заправки, может мне бы и не пришлось из себя строить такого идиота. Блядь, ты понимаешь, что тебя теперь будут искать? Ты понимаешь, что ты мало того что натворил хуй знает чего…
- Это не я….
- Неважно! Поверь, Том – ИМ ЭТО НИХУЯ НЕ ВАЖНО! Ты – публичная персона! ТЫ АПРИОРИ ВИНОВАТ!
Том внезапно уткнулся лбом ему в плечо:
- Прости, - сказал он, - Я испугался.
- Я тоже, - тихо сказал Йост.
- Билл меня убьет? – спросил Том.
- Надеюсь, - сказал Йост.
- Йост, я был прав вначале все-таки, знаешь. Ты – хороший, - сказал Том.
- Не пытайся Том. Том, даже и не пытайся закосить под хорошего щеночка сейчас, ладно? Если бы не твой брат, я бы тебе поверил даже и растрогался, блядь, но меня уже столько лет наебывают одним и тем же способом, у меня уже идиосинкразия, Том!
- Окей, - сказал Том, - будем действовать иначе. Он выпрямился на сиденье и ткнул кулаком Дэвиду в бок, - Йоу, гомик, спасибо, в натуре!
- ЧО СКАЗАЛ?! – рявкнул Йост.
- Ну «гомик» это…ну типа…. так рэперы типа друг друга называют, ну это любя, расслабься, чувак, типа это клево, значит типа, ты свой чувак, я тебя люблю, ну типа, да, типа ты мой гомик, Йост.
- Бля-а-а, - протянул Йост, - как мило. А Билла ты тоже так называешь?
- Не, ты чо…. – хмыкнул Том, - не ну…так… иногда. Гыгы. Ну, еще типа я могу его назвать типа – Моя женщина, да, но он чота меня бьет. У него вообще с юмором хреново.
- У меня тоже, - сказал Дэвид.
- Дай кулачок, - сказал Том.
- Я за рулем, - сказал Дэвид. К тому же они уже почти приехали. Билл снова позвонил ему и сказал, что вокруг все тихо.
- Ну дай кулачок, - повторил Том.
Йост выставил кулак.
- Ты спас мне жизнь, бра-а-ат! – сказал Том ударяя его по кулаку, чувствуя как постепенно угроза его жизни по крайней мере от Йоста сходит на нет.

***

Когда они поднялись к Дэвиду в квартиру, Билл ждал их в дверях. Он был мрачен, сосредоточен, челом нахмурен и полностью одет. Волосы он собрал в хвост, задрал рукава на туках до локтя, общим своим видом напоминая Черную Мамбу. Том ни слова не сказал ему. То ли испугался реакции брата, толи стресс который он испытал, когда он устал храбриться накрыл его с головой запоздалым шоком, то ли просто внезапно расслабившись и почувствовав себя в безопасности, он просто жалостливо заскулил и уткнулся ему носом в плечо, обнимая его обеими руками за шею, словно детеныш панды.
Билл сжал его судорожно руками, поперек спины, неожиданно мужественно и отчаянно, одним лишь только жестом выдавая всю гамму чувств что они испытывал по этому поводу.
- Все ведь будет хорошо? – спросил Том толи Билла, толи Дэвида, толи Бога. Но никто из них не ответил.
- Хорош стоять в дверях, пошли в гостиную, что ли, - устало сказал Йост.
Билл потащил не отлипающую от него испуганную панду в гостиную. Йост мрачно шел за ними, философски размышляя о том, что все снова вернулось на круги своя, и покуда он выполнил свою роль по спасению Тома, как видно, в нем опять перестали нуждаться. Билл не выпускал Тома из рук, это было обидно. Если бы не Билловский полный благодарности влажный теплый взгляд на который Дэвид то и дело натыкался, он бы точно впал бы сейчас в тяжелейший приступ меланхолии. Вообще вскоре он тоже стал беспокоится о Томе, потому что он точно впал в тяжелейший отходняк от стресса. Он просто сидел, уставившись в одну точку и уткнувшись Биллу в грудь лицом, и молчал.
- Эй, пацан, ты живой? – спросил Йост, потеребив Тома за плечо. Билл нежно погладил Дэвида по руке. Это примирило Йоста с происходящим, по крайней мере на время.
- Может ему чаю? – спросил Дэвид.
- Томик, чаю хочешь? – спросил Билл. Удивительным образом, Билла Том слышал. Слух у него видимо пропал исключительно избирательно.
Том удивленно дернул головой, поднял глаза на Билла и отрицательно покачал головой:
- Нет, - сказал он.
- А водки? – спросил Дэвид.
- Томик, а водки? – уточнил Билл.
- Не, - испуганно сказал Том, и снова впился в Билла руками, всем телом и головой, словно клещ.
- Совсем плохо дело с пацаном, - сказал Йост, - пора вызывать врача. Каулитц отказался от водки. Билл, давай ему сделаем клизму из водки.
- Не смешно! – сказал Том, внезапно очнувшись.
- Не смешно! – подтвердил Билл.
- А по-моему усраться как смешно, - сказал Йост и пошел, хихикая на кухню. По ходу дела он повторял свою шутку и ржал над ней все веселее с каждым разом. Ну и что, что один?
Уже позже, ночью, когда они лежали в кровати, ну чего вы спрашиваете-то, конечно втроем. И Том счастливо сопел уткнувшись носом в сгиб руки Билла, Дэвид шепотом рассказал Биллу что произошло. Про то, как Том приехал на стоянку, и про то, как он встретился там с преследующими их фанатами, и про тот конфликт что там произошел. Про то, как Том ударил одну из домогавшихся его теток, и про то что, очевиднее всего, дело пойдет и в СМИ и в суд, и хрен его знает, что там получится. Но он этим займется завтра. Рассказал в красках о том, как они удирали от полиции, на моменте про рожающую жену Билл уже рыдал от смеха. Пытаясь не делать это слишком громко чтобы не разбудить Тома. Если еще час назад Йост хотел бы чтобы этот день вовсе не начинался, то сейчас он не хотел чтобы он заканчивался. Билл лежал, прижавшись к нему, слушал его, и смеялся вместе с ним, даже в общем порой восхищенно поглядывал на него, Том жизнеутверждающе-старательно сопел. Он бы хотел, чтобы так было всегда. А завтра будет снова бой не на жизнь а насмерть, бой за все на свете, за право сказать свое слово и быть собой, но наплевать. Это будет завтра.
- А потом Том мне сказал, спасибо тебе, гомик, - сказал Йост.
Билл снова прыснул от смеха:
- Это он любя, - пояснил он.
Глава 16

Утро было пресным и тягучим как пережеванная жевательная резинка. Так всегда бывает, когда просыпаешься в гостях, а все еще спят. И как-то грустно и хочется домой, а нельзя, и тоскливо, и скучно и нечем заняться, потому что вроде бы как сам себе не хозяин. Хотя бы поесть что ли? Билл покружил голодной акулой по столовой, прошел на кухню, осторожно присел на стол. Полчаса, не меньше гипнотизировал кофемашину, сложив руки на груди, размышляя, насколько сильно некорректно было бы, не дождавшись хозяина дома, варить себе кофе, но жажда оказалась сильнее.
Когда хозяин спустился, покашливая в столовую, Билл уже сидел за столом и увлеченно лакал что-то вроде капуччино, если он правильно нажал на кнопку. С первым же глотком ароматного напитка меланхолия его несколько рассеялась. Хозяин дома остановился, проходя мимо Билла.
- Ну и куда делись наши фирменные щечки? – Хоффман потрепал юношу за небритую щеку двумя пальцами, - Отощал-то как, мой сладкий пончик!
Кто бы мог винить Хоффмана? Ну, он по правде ни черта не видел без очков! Небритый Билл в майке Тома, забравший волосы в хвост, залезший по уши с наслаждением в кружку, Хоффман, ясное дело, не привык! Оба тощие, косоглазые, теперь черноволосые, да ни один близорукий черт не разберет. Билл скрипнул зубами, но змеиная натура помогла ему сохранить хладнокровие. Он громко всосал в себя кофе, ожидая, что еще Хоффман скажет.
- Совсем замотал тебя упырь, да?
Ноздри Билла раздулись от ярости. УПЫРЬ! Твою мать! Том обсуждал его с Хоффманом даже ТАК?! Одно дело – это было между ними, в общем, это было даже мило как-то, интимно, что ли, ну ладно с Йостом, Йост был их семьей, но с Хоффманом! Чудовищно!
- Б-л-я, - Билл шумно выдохнул. Ну, Том, ну ты, бля!
Хоффман принял это за ответ «Да» и захихикал.
- Бедный, бедный мальчик – сказал он, - Мальчик мой, ну, признайся, ты же скучал по дяде Петеру?
Он не удивлялся молчаливости Каулитца. Тома тяжело было разговорить.
- Боюсь соврать… - пробасил Билл. Ну не то чтобы специально чтобы закосить под Тома, но как-то так получилось.
- Не бойся, - рассмеялся Хоффман, подходя к окну и задумчиво глядя на улицу, - Я насквозь тебя вижу, мой милый мальчик.
Билл подавился кофе, скептически поднял одну бровь, пощупал себя по карманам и достал из пачки сигарету.

***

Хотите спросить, а какого черта Билл Каулитц пил кофе с утра в доме у Хоффмана? Да потому что его продюсер и любовник доставил их к нему на временное проживание. В комплекте с братом близнецом.
- Я думал, мы останемся у тебя… – захлопал ресницами сонный Билл, когда Дэвид разбудил его вчера поутру. Часа в три пополудни. Уже после того как съездил в комиссариат и расписаться в получении пизды у Петера Хоффмана. Близнецы спали без задних ног на кровати в виде буквы «Т» один на животе у другого. В одинаковых майках, его майках, громко и сладко сопя, один накинув на голову подушку, другой завернувшись в одеяло с головой. Дэвид долго раскапывал их по очереди, чтобы найти нужного.
- Раньше надо было думать, - недовольно буркнул Дэвид.
- Это Том обосрался, а не я, - напомнил Дэвиду Билл.
- Сами разбирайтесь, - язвительно сказал Дэвид, - кого первого поймаю, тому жопу и надеру.
Билл потянулся мечтательно, случайно ли, специально ли, схватил мужчину за плечи, выгибаясь навстречу.
- Мммм. Нам в детстве так мама все время говорила, - сказал он с закрытыми глазами чувствуя обжигающий кожу его взгляд, - Впрочем, по части надирания жоп ты ее заметно превзошел.
- Я тебе не мама, - все еще мрачно но уже с совершенно иным оттенком в голосе сказал Дэвид, потому что сердце отчего-то привычно забилось быстрее. Он обнял Билла заваливая его назад и раскрывая ему рот французским поцелуем.
- Просто Том в детстве хуже меня бегал, - пояснил Билл в тот краткий промежуток что Дэвид взял, чтобы схватить хотя бы немного воздуха, оторваться было совершенно невозможно. Дэвид не смог сдержать идиотскую улыбку. Он не знал, рассмешила ли его шутка Билла, или ему просто было хорошо.
Собственно именно в этот самый момент он заметил такой тоненький нюанс что целует он Билла лежащего головой на животе Тома.
- Слушай, а этот, внизу, он еще жив? – на всякий случай поинтересовался Дэвид, - что-то подозрительно затих.
- Жив. Он спит, - сказал Билл, задумчиво проводя пальчиком по губам Дэвида. Дэвид чувствовал как завибрировало все внутри от прикосновения. Это было аморально со стороны его организма, потому что дел было до хуя, и глубина жопы в которую они по меткому выражению старшего на десять минут Каулитца до сих пор еще даже и не просматривалась, а организм подло плавил его от Биллиного пальчика в безвольную вязкую лужицу чистейшей похоти. Он не думая схватил его палец себе в рот, слишком поздно понимая, что не сделал лучше ни себе ни Биллу.
Билл застонал на его ласку. Довольно громко, похотливо-цинично, он так умел. Яйца истово ласково скрутило сразу. Дэвид даже заерзал, устраиваясь в штанах поудобнее.
- Мы ему не помешаем? – он все-таки чувствовал себя неудобно, нагло облапывая соски и живот Билла, задирая майку и все-так же откровенно развратно целуя его в раскрытый рот даже и не пытаясь как-то скрыть свои намерения.
- Не-е-ет, ему нравится, - Билл схватил его прямо за самый за центр штанов, безошибочно определив направление и изгиб, заставляя Дэвида счастливо застонать.
- Он же спии-и-и-и-ит, - отчаянно всхлипнул Дэвид. Тонкая женственная ручка наглаживала ему яйца уверенно, жестко и по-мужски бескомпромиссно.
- Не, я знаю точно, - сказал Билл. Лицо его осветилось счастливейшей из всех возможных улыбок, глаза превратились в узенькие щелочки, - ему нравится, я чувствую.
Он внезапно извернулся под Дэвидом, вылезая из-под одеяла и вставая под ним, простите, раком, хватая его за руку и одним ловким движением приземляя ее на обтянутый ядовитыми, адски-зелеными семейными трусами пах Тома. Дэвид вынужден был признать, что Билл был абсолютно прав. У Тома просто отлично стоял, он был вынужден согласиться.
- Погладь его, - промурлыкал Билл.
- Господи, Билл, зачем ты опять это начинаешь… - отчаянно простонал Дэвид.
- Ну погладь его, Дэвид, пожалуйста, погладь, - Билл тем временем спустил с бедер Тома трусы ниже, - Мне очень хочется!
Во время всех этих перемещений Дэвид схватился за бедро Билла изнутри, чтобы не упасть. Он теперь полулежал на нем, и в горячечном бреду соображал, что в отличие от Тома, кроме майки, на Билле ничего нет. То есть абсолютно. И это ничего упирается ему в отчаянно зудящий пах с одной стороны, и ласкает интимной нежностью прикосновения его руку.
- А-а-а-ай, - нет, это было слишком для его измотанных нервов, - вижу я, как тебе хочется, - прошептал он. Тем не менее в данной ситуации будучи не в силах сопротивляться велению Билла и обхватывая ладонью стройно и гордо торчащий хуй Тома, - А хули ты без трусов-то?
- А чо, без них никак? – прошептал Билл возбужденно-насмешливо, - любишь, блядь, бег с препятствиями?
- Да не люблю я…. - Дэвид укусил Билла за ухо, - привык, блядь. Вы тут ебались что ли? – он сразу перешел к сути своего вопроса.
- Нет, - отрезал Билл.
- Я же все равно узнаю, - до чего же забавно было дрочить обоих близнецов одновременно, особенно того, который жадно пялился сейчас на хуй родного брата и в такт движению руки Дэвида на собственном напряженном члене терся об него своей голой попой.
- Ну,… почти нет, - уверенности в голосе Билла поубавилось – чуть-чуть только.
Дэвид много чего хотел сказать Биллу по этому поводу. Но забыл буквы. Когда увидел как Билл, задумчиво склонившись над горизонтально торчащим надутым хуем Тома задумчиво и медленно плюнул ему на головку. С любопытством юного энтомолога наблюдая за тем, как это дело стекает вниз к руке Дэвида.
- Так лучше скользить будет, - посоветовал Билл.
Том что-то пробормотал беспокойно дернувшись. Кажется, сон его стал уже не таким спокойным.
- Он сейчас проснется, - сказал Дэвид.
- Нет, - сказал Билл.
- Проснется, - нет, он совсем был бы не против, но он все еще не был уверен, что Том считает тот факт, что Дэвид мял ему, спящему, хуй, такой же хорошей идеей как Билл.
- Я тебе покажу, как он проснется, - жестко отрезал Билл, - руку убери нахуй.
Дэвид убрал. Его хуй в штанах уже не то чтобы не гнулся, а уже просто ломался. Мелкому засранцу уже ни в каком случае его было бы не избежать. Тем временем Билл одним гладким движением взял член Тома в рот так глубоко как смог.
Дэвид подполз поближе, чтобы лучше было видно.
- А меня ты так не будил, - грустно сказал он.
- Ты ужинаешь, когда я просыпаюсь, - сказал Билл, вытащив хуй Тома и с силой щекоча языком клейкое от смазки углубление в самом центре головки.
Том раскрыл рот, отчаянно хватая воздух, и пытаясь одновременно продрать глаза. Билл сжал ствол его хуя сильнее, ладонью подхватвая поджавшиеся яички еще ближе к телу.
- Айййбля… - сказал Том.
Билл снова взял его в рот едва не утыкаясь носом в лобок, уже в процессе соображая, что все-таки в этом есть некоторый экстремизм, а потому выпуская мокрый член Тома из себя чуть раньше чем надо было. А может в самое время, потому что Том уже перешел границу, которую он мог бы терпеть, тем более в таком расслабленном состоянии. Старший выгнулся с воплем, пытающийся отдышаться Билл крепко держал его стреляющий белыми потоками спермы член в руке. Увидев каплю спермы Тома на щеке Билла Дэвид едва не кончил сам.
- ОЙЙЙЙЙБЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ! – Том упал обратно на подушки с широко открытыми глазами. За одну долю секунды он сообразил все, что сделал с ним Билл, - О, Дэвид…эээ….
- Доброе утро, Том, - сказал Билл, вмиг оседлав его. Он был не сильно любезен, потому что в данный момент был несколько занят тем, что обхватив, прижал смягчающийся, все еще слегка пульсирующий измазанный спермой хуй к своему, поражающему своей бодростью на контрасте, размазывая сперму Тома по обоим хуям сразу.
И Том и Дэвид как-то судорожно сглотнули, глядя на это.
- Не то слово что доброе, Билл, - сказал Том, потрясенно наблюдая за его рукой. Ну не за рукой, конечно, на самом деле, ну вы же понимаете. Он определенно чувствовал, что это только начало этого прелестного утра. Потом Билл задумчиво облизал свою ладонь. Охуевши-возбуденно поглядывая на Тома, и Том укрепился в своих предчувствиях. Когда рот Билла накрыл его рот, специально давая ему почувствовать его вкус на своих губах, он был уже точно в этом уверен.

***

- Тут курить-то можно? – спросил Билл Петера из вежливости.
- Что с тобой случилось? – испугался мужчина.
- А что со мной случилось? – подозрительно уточнил Билл.
- Раньше ты никогда не спрашивал! – хихикнул Петер.
- Я бы даже выпил, - Билла сначала удивила, потом неприятно задела фамильярность, с которой Петер Хоффман разговаривал якобы с Томом. Неожиданно оказалось, что значительная часть биографии близнеца проходила мимо него. «Раньше ты никогда не спрашивал!». Ему это ОЧЕНЬ не понравилось, - если бы не боялся, что ты хочешь меня отравить, - сквозь зубы закончил он. От злости Билл даже забыл притворяться Томом, но Хоффман как видно не притворялся, у него и мысли не возникло, что это может быть Билл.
- Ха-ха-ха, - сказал он, - Не вредничай, Том, - сказал он, - Ты же знаешь, я тебя люблю! Однако, вы ввергаете меня в грех, юноша, ибо я уже год как дал себе обет. До полудня – ни-ни!
- Одиннадцать сорок три – металлическим голосом сказал Билл. Ну и получишь же ты, милый братик, пизды если только кажешь свою заспанную физиономию здесь, в столовой! И это тебе точно не понравится!
- Речь не мальчика, но мужа! – Сказал Хоффман и открыл высокий застекленный шкафчик в поисках нужного напитка, - Кстати, как там поживает любовь твоя до гроба, Дэвид Йост?
- Э….ме…ме…меее…. – задумчиво ответил Билл, - ну, типа, поживает. Нормально поживает.
- Я так понимаю, они с Биллом помирились. Ты будешь бурбон?
- Э…ну…типа, да, - сказал Билл, - и да, я буду.
Все становилось интереснее и интереснее.
- Ну не томи, сокол мой ясный, я хочу знать все подробности!
- Какие подробности?
- Ну, те самые, - сказал Петер, - как это все произошло-то. Ты сказал Биллу про письмо, про проект? Сам? И что Билл сказал? – поскольку Билл молчал, переваривая всю полученную информацию, и закипая изнутри с каждым словом Хоффмана сильнее, Хоффман сосредоточенно разливал бурбон по стаканам и продолжал сыпать вопросами.
- Вообще, я жажду подробностей, как это было-то, Том, или ты сказал Дэвиду, что ты в курсе и развел его признаться самому? Я дал тебе выбор, мой мальчик, так порадуй же меня красочным рассказом о том, как же ты решил им распорядиться. Честно говоря, я до последнего мгновения не знал, скажешь ли ты вообще, порой даже думал, что может статься, что ты этого вообще никому не скажешь и решишь пусть оно идет своим чередом, узнает Билл – его проблема, а нет – так нет.
- Ё…пер-ный те-атр! – сказал Билл. Так вот как оно, значит было. Ему было трудно дышать. Сердце просто выпрыгивало из груди. Наверное, у него даже щеки порозовели, несмотря на обычную бледность. Так отчаянно горело у него лицо.
- Лед положить? – спросил Петер между делом.
- Нет, мне нельзя, у меня горло, - автоматически сказал Билл. Он спохватился, но было уже поздно и он в сердцах махнул рукой. Ну и хуй с ним. Ярость разрывала его изнутри словно выросшая личинка Чужого. Ему хотелось выть и царапать когтями все что попадется. Дубовый стол, пурпурный халат Хоффмана, собственную кожу, до боли, чтобы как-то в принципе прийти себя от захлестнувшей его волны эмоций.
- Это же у Билла вроде горло, - сказал Хоффман протягивая ему стакан.
Билл в упор посмотрел ему в глаза. Желваки у него ходили ходуном. Да ладно, хватит уже играть в игрушки, решил он.
- А я тебе и не говорил что я Том, - металлическим голосом сказал Билл. Отобрал бурбон и залпом выпил.
- Упс, - сказал Петер Хоффман, - как неудобно получилось.
В кухню задумчиво потягиваясь и сладко зевая, вошел Том Каулитц.

***

Петер Хоффман не смеялся так еще ни разу в своей жизни.
Сперва конечно он смутился тому, как Билл не моргнув глазом выставил его идиотом, и даже зааплодировал.
- Браво, Билл Каулитц! Браво! – сказал он, - Голову даю на отсечение, нам растет достойная смена!
Он снова расхохотался.
- А што, соп-п-пцтвенно, случилось? – расслабленно и ласково промурлыкал Том, недоумевая о том, отчего в такое милое утро в столовой в воздухе потрескивало электричество, а шерсть на холке братца встала дыбом.
Билл резко вскочил со стула, сшибая стоящий рядом прямо в Тома.
- Ай, ты чего кидаешься? – возмутился Том.
Билл прошипел что-то ему. Хоффан не понял и не расслышал, но звучало страшно.
- Это…Билл… - Том вдруг испугался и расстроился одновременно, - Билл, стой, ну постой, Бильчик…
- Сладкий пончик… - позвал Хоффман.
- Слыш, а ты чо ему сказал? – спросил Том, заранее холодея внутри. Он не знал, что произошло, но что то что произошло не сулило ему ничего доброго он точно знал.
- Ничего такого, - сказал Хоффман, наливая себе второй стакан, - Боже мой, какой темперамент, какие страсти!
- ТЫ ЧО ЕМУ СКАЗАЛ?! – проныл Том, закусывая ноготь. Билла точно надо было догонять, но он разрывался на части – все-таки узнать, что его ждет вначале от Хоффмана, или сразу плюнуть и получить от Билла.
- Хочешь выпить, милый отрок?
- Я хочу знать, что ты ему сказал, - Том зашипел на него ровно как Билл.
- Но-но, потише, - голос Хоффмана несколько изменился, - я просто перепутал его с тобой и спросил подробностей о том знаменательном дне, когда Билл узнал о письме и о Дэвиде. Кстати, ты мне так и не рассказал, малыш, как это было…
- В рот мне ноги, - сказал Том, - БИ-И-И-И-ЛЛ!!!!
Он бросился по лестнице вверх, прямо к гостевой комнате. Ох, ты блин, что ж такое на его голову свалилось-то разом, ну кто его нахрен сглазил-то? То эта хренотень на заправке, то это.
- Козлище слепошарое, - ругался Том на Хоффмана, перепрыгивая через ступеньку, - шестикрылый семихуй …. Пиздабол фаршированный….
На последней ступеньке он въехал головой во что-то мягкое. Ну. Условно мягкое. Когда он медленно поднял голову, он увидел глаза брата. Близко-близко. Руки Билл расставил широко, прямо от лестничных перил до стены. Обойти его точно было врядли. Он стоял на две ступеньки выше, и откровенно над Томом нависал. Нависал и молчал.
Том проглотил образовавшийся в горле ком и встал на ступеньку выше, прижимаясь к Биллу всем телом. Надеясь, что он поймет намек и даст ему пройти сам. Но Билла это не смутило. Он продолжал молча нависать.
- Билл, ты все не так понял, - сказал Том. Черт, он звучал как баба, которую застукал муж с любовником в тех идиотских мелодрамах, которые так любил смотреть Билл. Стыдобище какое. Скорее всего Билл ответит ему – а как я должен был это понять?
- Ты обсуждал все это с Хоффманом и скрывал от меня, - сказал Билл, - я так понял. Я неправ?
Блин, ну прав, ты блядь, прав, но зачем так обострять?!
- Билл…
- Я неправ?!
- Блядь, да я что самоубийца, начинать разговор с того, что ты неправ? – Том решил уйти от ответа. Однако кончики губ брата даже не дернулись. В шутку перевести дело опять не удалось.
- Дай пройти, - грустно сказал он, поняв, что разборок не избежать.
- Проходи, - сказал Билл, отходя чуть назад, однако, несмотря на то что, казалось бы, его воля победила, Том почему-то чувствовал себя заходящим к тигру в клетку. Площадка наверху лестницы была застелена персидским ковром и имела пару подранных бархатных козеток, очевидно, очередной гребаный антиквариат, - присаживайся, чувствуй себя как дома, - сарказм в его голосе звучал все явственнее, - ты же тут как дома. Мой сладкий пончик.
Он так передразнил Хоффмана что Том услышал его голос как наяву.
- Ой, бля…. – Том вздохнул и повернулся к Биллу лицом, - ну ладно, ладно, - он решился, закрыл глаза и выпятил подбородок, - ну хочешь, ну ударь.
Он совсем не ожидал, что Билл последует его рекомендации так буквально.
- Хочу, - коротко сказал Билл, и с неожиданной для его хрупких ручонок силой въехал Тому в челюсть.
Том упал от неожиданности, спотыкнувшись и опрокинув козетку, молча рухнув на пол. Молча, потому что он сходу не понял, как он умудрился воспроизвести такой грохот. Молча лежал, и соображал. За это время Билл успел испугаться и рухнуть на колени, хватая Тома за голову.
- Том, Том, ну прости… – испуганно залепетал он.
- Мудило крашеное, - от души сказал Том. Билл показал ему кулак.
- Лежачего не бьют, - сказал Том, потом подумал и добавил, - Ты – исключение. Тебе нравится. ЭЙ! – рука Билла подхватила Тома за шею с явным намерением придушить, - Кто твоих собак будет кормить?!
Билл убрал руки и молча встал. Минута близости, вызванная испугом Билла и нелепым падением Тома прошла, и холод снова сковал воздух вокруг них.
- Почему ты со мной так? – спросил Билл. Так глупо и беззащитно это прозвучало, что Том чуть не разревелся. Господи, он вообще не мог себя контролировать с этим человеком.
- Я тоже не могу, - сказал Билл.
Том испуганно шмыгнул носом. Вроде бы он не говорил этого вслух, или говорил?
- Прости, - сказал он, поднимаясь и ставя козетку на место, - ну чисто я не знаю, Билл, просто прости.
- Почему ты мне-то не сказал? – спросил он.
- Я хотел, - сказал Том.
- Но врал, - сказал Билл.
- Я не врал. Я не говорил. Слушай, я правда не знал, как это сделать. Я собирался. Я думал, если я скажу, ты решишь что это я из жлобства и ревности к Дэвиду специально тебе про него гадости говорю…
- Ты мне не сказал, - вот заладил, а?
- Я не хотел тебя расстраивать.
Господи, каким идиотом он выглядел в глазах брата, но блин, а что было делать?!
- Не хотел меня расстраивать?! Я тебя правильно понял?
- Ну…типа…
- Я же знал… я чувствовал, что что-то не так, что не зря ты ходил такой странный после той встречи с Хоффманом, когда ты спиздил мой телефон! Кстати. Зачем ты тогда спиздил мой телефон?
Вспомнил, блядь.
- Ты его в куртке забыл. А он звонил.
- Ну и звонил бы дальше, что вдруг за ебучая забота о моем телефоне? – Билл ударил кулаком в стену рядом с дверью в гостевую комнату.
- Чтобы Георг не читал ваши похабные СМС-ки с Дэвидом, - отрезал Том.
- С чего ты взял что похабные? – спросил Билл.
- Да, бля, я читал! - сказал Том, - У меня чуть глаза не повыпадали на ниточках как у пекинеса которому дали по затылку!
- Какого хрена, Том?! – возмутился Билл, - Это типа мой телефон и мои СМСки!
- А что, тебе есть чего скрывать? – Том быстро пришел в себя, - Есть что-то чего я не знаю?!
Он так надеялся что есть, и что он не самый последний лох в этой семье. Однако Билл не ответил.
- А с чего Георгу читать мои СМС? – осторожно уточнил Билл, делая вид, что не услышал вопроса, - ты что видел его за чтением?!
- Нет, - честно признался Том, - Не видел.
- Тогда почему вдруг?
- Лучше предостеречься чем сожалеть.
- Почему вдруг? - повторил Билл.
- Ладно, окей! Я сам слал тебе похабные СМС-ки, - признался Том, - надеялся помешать тебе работать. И сказал Георгу что послал. Судя по его роже – он бы точно бы прочитал. Ну, я потому достал твой телефон чтобы удалить СМС-ку. Да, кстати вот, Георг мне подсказал, что надо читать папку отправленные, потому, что ее забывают чистить, и я почитал.
- Блин, - сказал Билл. Других слов у него не было. Он надеялся, что это не очень заметно, как у него горят уши.
- А потом я случайно нажал на номер, там был неотвеченный вызов. Это был Хоффман. Я, знаешь, взбесился, хуле он тебе звонит. А он думал, что это ты. Я думаю, он хотел сказать это тебе сам. Но там был я. И он сказал, что это так даже лучше. Я поехал к нему. Он дал мне письмо. Письмо о Дэвиде и этом хрене с горы. Он сказал – знаешь, перец, а поступай как знаешь. Хочешь, скажи Биллу. Хочешь, скажи Дэвиду. Хочешь – никому не говори, и я сделаю так, что никто не узнает. Как хочешь – так и решай. Мефистофель, блядь.
- Вот оно как, - Билл в задумчивости ударился затылком об стену. Потом еще пару раз, - ну, жги дальше, доктор Фауст.
Том посмотрел на темно-фиолетовые мыски своих новых кроссовок.
- Я чо те не сказал-то? – он шмыгнул носом, - я по правде решил, да ну и хуй с ним. Знаешь, Билл, я за тебя жизнь отдам. Но ты нихуя вообще не ангел ни разу. Ну, мы все не без греха, знаешь.
- З-знаю, - сквозь зубы сказал Билл. Том понял о чем он.
- Ладно я человек-гавно, это все знают. Но щас речь не обо мне! – отрезал он, - Мне в какой-то момент даже жалко стало Дэвида.
- Да-а?! - с неповторимой интонацией спросил Билл.
- Да, - сказал Том, - Потому что он другой. Ну, есть ты и я, а есть он. Я тебя никогда не отпущу, даже не рассчитывай на это, - сказал Том, - знаешь, строй свою жизнь как хочешь, как говориться – развлекайся для здоровья, но не рассчитывай, что я тебя отпущу дальше чем нашего пса на прогулке. Даже и надеяться забудь.
- Ты мне сейчас столько нового сказал, Том, - Билл скептически поднял одну бровь.
- Надо было. Когда-нибудь, - философски сказал Том, - Пошли в комнату. Пока Мефистофель свой слуховой аппарат не сломал, подслушивая.
Билл ухмыльнулся и вошел в комнату вслед за Томом.
- Я его пожалел поначалу, - сказал Том, останавливаясь и упираясь рукой в стену, - Это было странно. Знаешь, как я его боялся раньше?
- Усраться можно, - сказал Билл. Он встал напротив Тома, сложив руки на груди.
- Ты тоже боялся, - сказал Том.
- Ну,… ты это… не говори ему только, - согласно кивнул Билл.
- Ясен пень, - сказал Том.
Он задумчиво теребил свои широкие штаны, пару минут потом продолжил:
- Я думал он такой сильный.
- Да, - сказал Билл.
- Сильнее нас.
- Да.
- Я думал, либо он – либо я.
- Я так не…
- Молчи, дурак. Пока я не передумал сказать то, что говорю.
- Молчу. Дурак, - согласился Билл.
- Ты любишь его, - сказал Том. Не спросил. Сказал.
Билл откашлялся, и задумчиво почесал в затылке.
- Я все время думал, за что, - Билл подумал, что не зря подозревал, что его брат порой опасен для общества. Даже он порой удивлялся нападавшим на него минутам красноречивой искренности. Он даже не был уверен, готов ли он сейчас знать все что Том готов ему сказать по поводу всего, но судя по лицу Тома теперь заткнуть его можно было только с применением физической силы, а стало быть ему придется дослушать, - Я думал он типа взрослый сильный, как отец. – Продолжил Том, - Я думал мне не сравниться с ним, он будет всегда сильнее. Я искал в нем червоточину. Что-то чтобы потянуть и он бы так фу-у-ух и сдулся бы в твоих глазах.
Выражение лица Билла стало таким сложным и противоречивым, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Том старался на него не смотреть.
- Но я что-то всегда проебывал. Я не знал почему. Потом понял. Он не то, что я в нем видел. Он просто человек.
Билл задумчиво закусив руку упал в кресло. Он не знал, что он совершил такого страшного на этом свете, что Бог дал ему такого брата.
- Я кстати так и не понял, чо ты его любишь-то, - видимо Том вернулся из своего транса патологической честности, потому что в голосе его вновь проснулось ехидство.
- Бля, Том… - начал Билл, - ну потому что…
- Понимаю, - сказал Том, - как нам психолог в школе говорила «Дефицит общения»…а Гордон бы сказал «На безбабье и Йоста ра… уй, чо ж ты так больно бьешься-то?
- Чо ты такой злой? – спросил Билл.
- Это я еще добрый, - ответил Том, - потом мне не понравилось как он с тобой обращается. Потому что нихуя я не давал ему права…
- Том, а ты точно думаешь что…
- Да, - сказал Том, - и я подумал, а была не была. Сможет – пусть выплывает, не сможет, так и мне легче.
- Слушай а может стоило бы все-таки поговорить со мной? – спросил Билл, - ну там, как-то учесть мои чувства?
- Какие нахуй чувства, Билл? Любовь – это война, - сказал Том, - Бой без правил!
- Не пори чушь.
- ЭТО ТЫ! – внезапно закричал на него Том. Билл подпрыгнул на кресле. Этого он не ожидал - ЭТО ТЫ МЕНЯ НАУЧИЛ!!!!!
- Чему? – Осторожно спросил Билл.
- Ты так хотел, Билл, - сказал Том, - ты хотел, чтобы это было так! Ты не оставил мне выбора!
Том сказал и в ту же секунду пожалел что сказал, потому что он сам уже понял, что ответит ему Билл.
- Том, у тебя ВСЕГДА есть выбор! – именно это Билл и сказал. Вскочил с кресла как в жопу ужаленный, схватил его за плечи и рявкнул прямо в морду.
- Да, – согласился Том, - да, Билл, у меня есть выбор. И не стоит тебе об этом забывать!
Судя по тому, как Билл отшвырнул его от себя, и отскочил в сторону, отворачиваясь, он понял его как раз самым неправильным образом из всех, что можно было бы заподозрить в этой фразе.
- У МЕНЯ ЕСТЬ ВЫБОР, БЛИН! – Том опять повысил голос, - Бороться за любовь каждый день чтобы каждый день заново опять бороться, или тебя потерять! Да не выживешь ты без меня! Ни одна человеческая жопа не даст тебе того что даю тебе я. Тебя многие любят, но они не понимают, что тебе нужно отдать, только я понимаю, я знаю, сколько тебе нужно. Я… я, блядь живу для тебя! Я не могу тебя потерять! Это охуенный выбор, Билл! Просто охуенный, я сам себе завидую!
Билл ничего ему не ответил, он уперся лбом о сложенные руки, стоя у стены. Том не понял его поведения, не услышал отчаянный всхлип.
- Ох, бля, - сказал он - не реви, Билл, блин, ну не реви ты только, а?
- Хочу и реву, блядь - сказал Билл и хлюпнул носом, - Я свободный гражданин, моя свобода гарантирована конституцией Федеративной Республики Германии, - он помолчал, потом добавил, уже другим тоном - Можно подумать у меня когда-нибудь был выбор.
- Ты о чем сейчас конкретно? – поинтересовался Том. Он прислонился спиной к стене с Биллом рядом.
- Любить тебя или нет.
- Ах, об этом, - Том кивнул, - ну, не знаю, Билл. Не знаю. Хочешь, я дам тебе по морде с ноги, у тебя все как рукой снимет?
- Идиот, - сказал Билл.
- Билл, я просто хочу знать, что я тебе нужен. Я буду всегда рядом, если я буду знать, что я тебе нужен.
- Ты мне нужен, - сказал Билл.
Том закрыл на секунду глаза. Билл не знал, но каждый раз, когда он это слышал, ему словно сладкой ватой закрывало глаза и уши и щекотало живот изнутри. Что-то подобное с ним случалось при мысли о близости возможного секса, но тогда у него еще и вставал, и это ощущение быстро сменялось другими, гораздо более горячими и острыми эмоциями, а тут оно пришло и осталось. Однако то, что Билл добавил после, его озадачило.
- Меня бесит, что я вынужден это говорить, Том - сказал он, закрыв лицо руками, - я иногда ненавижу себя за то, как ты мне нужен.
Билл сполз по стене вниз, садясь на пол и прижимая колени к груди. Том последовал его примеру.
- Чегойта? – удивился Том, - Я же сказал, я всегда рядом, если я тебе нужен.
- Том, я знаю, что ты очень хороший человек, - сказал Билл.
Том скривился. У него было явное ощущение, что Билл точно сейчас исказит его слова только он никак не мог сообразить как именно брат это сделает. С точки зрения Тома, они уже друг друга поняли, но Билла заклинило, и он не знал, что с ним сделать, чтобы отпустило. Том критически уставился ему на шею, на полном серьезе взвешивая шансы о том, а не стоило ли бы его сейчас тут завалить прямо на полу в Хоффманской гостевой спальне? Риск конечно был значительный, но Том по опыту знал, что во время стимуляции эрогенных зон пониже пояса Билл соображает значительно лучше. Он легко притронулся губами к шее Билла.
- Меня надо полечить, - сказал Том, - у меня моральная травма. На меня напала большая страшная женщина. Прикинь, вдруг это на мне скажется самым трагичным образом. А? Тебе меня не жалко? Совсем не жалко? А вдруг я стану импотентом, Билл, если ты сейчас же не окажешь мне первую помощь? Билл, О БОЖЕ, БЛИН, ПОСМОТРИ СЮДА – Том схватил руку Билла и сунул себе в пах, - А ВДРУГ Я УЖЕ СТАЛ?! Пощупай, он не слишком мягкий? Тебе не кажется, что он стал мягче, чем обычно?!
Билл против воли расхохотался, ведомый рукой брата поглаживая его ниже пояса. Вопреки утверждениям брата никаких следов мягкости в этом месте обнаружить ему не удалось.
- Мягче? – переспросил Билл, - Я думал у тебя там кость.
- А, ну да, я забыл, - сказал Том, - слуш, Билл, а давай по-быстрому…эта…ну…пообнимаемся что ли.
- По-быстрому что? – переспросил Билл.
- БИЛЛ! – простонал Том, - не строй из себя целку, а? Ты ж не перед камерой.
Против ожидания Билл даже не обиделся на его слова, слишком погружен оказался в свои мысли. Впрочем, и ни одного движения навстречу он тоже не сделал. Рука его вяло лежала у Тома на внутренней стороне бедра так, словно он попросту ее там забыл.
- Том, а ты бы стал бы со мной спать если бы…ну если бы случилось так, что я бы этого не хотел, в смысле мне этого не нужно было бы? – внезапно выпалил Билл. Тому в живот, словно ледяной кол воткнули.
- Ты чо, охуел? – Том отшатнулся от Билла. Слова эти и пугающая пассивность Билла его здорово напугали. Хоть он старался этого не показывать, - Если ты собрался уходить от меня к своему милому продюсеру, - Том внезапно обозлился на Билла – Я тебя ни на секунду не задерживаю, - сказал он.
- Я найду куда деться, блин! – никто его не мог выбесить так, как этот мелкий засранец, - Ты и глазом не успеешь моргнуть! Тоже мне, ведешь себя так, словно на тебе весь белый свет клином сошелся! – возмутился Том, он не заметил как по его щеке сама по себе скатилась слеза.
Билл выглядел обескураженным. Разговор явно зашел не в ту сторону, в которую он планировал.
- Я… имел в виду, что…. – Билл с трудом подбирал слова, - я имею в виду, что я хотел спросить, - Билл сделал короткую паузу, потом вдохнул побольше воздуха и выпалил, - ты же понял, что я тебя хочу. Ну, тогда, давно…
- Да.
- Ты ведь не пожалел меня, да?
Тут Том наконец вкурил его логику. Ему даже стало смешно. Он, правда, не решился расхохотаться, боясь обидеть брата. Эта чертова истерика измотала его вконец, но где-то внутри, в самой глубине он чувствовал, словно с души упал громадный камень.
- Билл, значит это был первый известный в истории человечества случай, когда хуй встал из жалости!
- Не смей со мной так, - неожиданно твердо отрезал Билл.
- Извини, - Том не стал связываться, - я думал смешно. Я хотел сказать, что, я конечно никогда бы не стал настаивать, Билл. Но это не потому что я тебя люблю меньше. Ты просто не понимаешь. Я люблю тебя больше чем ты.
- Потому что ты старше? – огрызнулся Билл.
- Да, - сделал вид, что не заметил подъеба Том, - Потому что я старше. И думаю не только о себе, а о нас обоих. И отвечаю тоже. Потому что мне НАДО чтобы тебе было хорошо. Когда хорошо нам, хорошо мне. Вот, в принципе, и все.

---

14

Дэвид закрыл дверь на замок, чувствуя кожей прохладу квартиры.
- Бр-р-р, - сказал Билл, тыкая пальцами в кнопки пульта кондиционера, - чо у тебя тут за вытрезвитель?
Дэвид молча обнял его сзади, крепко прижимаясь всем телом и легко закусил зубами тонкое плечо, отчаянно вдыхая родной запах Билла. Теплый пудреный запах кожи и волос, остро-холодноватый укус парфюмерной приправы к главному блюду этого вечера. Запах, от которого рот его наполнялся слюной рефлекторно как у собаки Павлова.
- Зацелую, - тихо простонал Дэвид, впиваясь губами в изысканную тонкую длинную шею черного лебедя.
- Валяй, - хмыкнул лебедь и призывно изогнул шею.
Он снова заставил Дэвида мяться и бубнить под нос себе что-то неразборчиво, после того как они прибыли в студию, получили пиздюлей от злого Тома, отработали как надо, потом Дэвид попытался намекнуть Биллу, чтобы тот поехал с ним к нему домой.
- Хочешь сказать, у тебя есть коньяк? - припомнил, ухмыляясь, сволочь. Да Дэвид бы удивился, если бы узнал что Билл забывает хотя бы что-то. Он еще не знал впрочем, во что ему обойдется сей милосердный акт прощения, да и впрочем, сейчас это и не имело никакого для него значения. Все что имело значение это желание обнять Билла, прижаться к нему всем телом, всей кожей ото лба до кончиков пальцев на ногах, ощущая невообразимую близость, и хотеть быть еще ближе, чувствуя ненасытный голод к ощущениям, поцелуям и ласкам.
- Нет, - сухо отрезал Дэвид, - Я хочу, чтобы ты остался со мной. И если ты никак не можешь на всю жизнь, то хотя бы на ночь.
Глаза Билла сузились зло и впились в Дэвида. Дэвид уже давно не удивлялся той широкой гамме эмоций, которую Билл порой мог испытать за одну секунду. Эту конкретную эмоцию Дэвид смог прочитать у Билла на лице и без всяких слов. Билл недоумевал, на каком основании вдруг Дэвид уже так быстро начал качать права и давить на него. Причины Дэвида вы видели выше, а потому легко поймете, почему отступать живым он не собирался.
Том вошел в комнату, зевая, переглянулся с Биллом, почесал яйца, скользнул взглядом по Дэвида и вышел, хабалисто хлопнув дверью. Билл в сердцах стукнул чашкой из-под кофе об стол.
- Послушай, милый, - тихо сказал Дэвид, - ведь тот факт, что я закрываю глаза на ваши отношения с Томом, потому что я знаю, что тебе будет больно, если я заговорю об этом, а мне больно делать тебе больно, это же не повод, чтобы обращаться со мной как с тряпкой?
В этот самый момент Билл засунул в рот печенье целиком, потому взгляд на Дэвида он кинул крайне забавный и озабоченный, громко хрустя печеньем. Дэвиду даже показалось, что в нем проскользнула тревога. Впрочем, голос Билла не отразил его эмоций. Он был холоден и спокоен. Очевидно, за годы необходимости контролировать свои эмоции прилюдно, его возлюбленный монстр, его непокорное создание, его смазливый Франкенштейн, изрядно натренировался.
- Нет, - прочавкал он, - а ты вообще о чем?
- Бля, когда же я подохну... - спросил небеса Дэвид.
- Терпи пока, - сказал Билл, судорожно проглотив печенье, желваки у него дернулись как у норовистого коня, - хочешь печеньку?
- Нет, - отрезал Дэвид.
- Хочешь, - сквозь зубы сказал Билл. Губы его стали тонкие как ниточки.
- Ненавижу я твои печеньки. И слово это ненавижу, - А больше всего ненавижу собственное бессилие перед такими обстоятельствами как Том и того что он вынужден был проиграть каждый раз как только заговаривал об этом. На Билла вдруг обрушивалась внезапная острая глухота. Он отказывался воспринимать даже порой справедливое слово, - Пора бы уже как-то перерасти тот факт что вас в школе развели по разным классам, и как-то уже смириться, что ли?
- Нет, любишь, - отрезал Билл, - Мне лучше знать.
Дэвид убито наблюдал за тем, как Билл встал с дивана, потянулся, и водрузил себя к Дэвиду на колени вместе со своей печенькой.
- Закрой глаза. Открой рот, - приказал Билл.
- Иди в жопу, Билл, - беззлобно сказал Йост.
- Будь осторожен с тем, чего просишь, Дэвид, - ухмыльнулся Билл, - Потому что я могу тебе это дать.
Дэвид снова не знал плакать ему или смеятся.
- А психоанализ твой - гавно, - спустя некоторое врем задумчиво но беззлобно добавил Билл, - Я все равно ебанусь, если с кем-то из вас не дай бог, что-то случиться.
- Давай сюда свою гребаную печеньку, - сказал Дэвид, он шмыгнул носом, растрогавшись.
Билл ухмыльнулся и приставил печенье к губам Дэвида, Дэвид взял его осторожно, откусил кусочек, Билл осторожно подхватил его под подбородок.
- А Дэвид Йост у меня из рук ест, - совершенно непередаваемо ехидным тоном сообщил ему юноша. Ну это как всегда, чтобы сильно не расслаблялся, вероятно. Дэвид отчаянно зарычал.
- Билл, я с тобой когда-нибудь сделаю что-нибудь сильно противоестественное.
- Что? - у Билла от интереса аж дыхание перехватило, - Ну что, например? Что, Дэвид, ммм? А вдруг мне понравится?! - он увлеченно слизал крошки от печенья со своей руки, в большей степени наслаждаясь расширившимися от его слов и действий зрачками Дэвида, наблюдающими за тем, как он наигранно эротично и убийственно медленно облизывает свою ладонь и пальцы. Вылизав большой палец он похабно причмокнул, вытаскивая его из крепко сомкнутых губ, ну так что у Дэвида вообще не осталось сомнений с чем он это пытается проассоциировать, и чувствуя как перед глазами вспыхивают тысячи праздничных салютов. Еще немного и не только то что ниже пояса, но и сердце у него не выдержит всего происходящего. Облизав палец Билл приложил его к губам Дэвида, заставляя его автоматически взять его между губами. От прикосновения руки Билла к губам отчаянно завибрировало все внутри, словно под напряжением в двести двадцать вольт. Дэвид даже застонал от кайфа тихо, едва слышно.
- Лю-юбишь пече-е-еньку,.. - утвердительно протянул Билл. Дэвид выпустил его руку и по-отечески шлепнул Билла по бедру.
- В МАШИНУ, БЫСТРО ПОШЕЛ! ПЕЧЕНЬКА! - рявкнул он.

***

И вот теперь печенька выгибалась холодно, делая вид что ему вообще от Дэвида ничего не нужно, а он так зашел, полюбоваться на шедевры постмодернистской живописи. Он просто знал, что Дэвида это заводит ничуть не меньше чем его заигрывания, а сейчас Биллу было просто до черта интересно, до чего он в принципе сможет его довести. Он уже не соображал, хорошо так провоцировать и издеваться над живым человеком, в данном случае половозрелым мужчиной, или нет. Билл просто не мог остановиться.
Дэвид так и понял. Понял, что нервы его точно не позволят ему выдержать очередную словесную перепалку. Иначе он снова оплошает, нервы подведут, сделает это слишком суетно, слишком быстро, нет, не сейчас, только не сейчас. Это совсем не тот случай, чтобы сделать это быстро на диване. Он тогда-то себя ненавидел за это, а сейчас бы точно бы удавился. Дэвид молча схватил Билла в охапку. Ну и что, что длинный, зато легкий.
Схватил в охапку, взял на руки, и молча, ни слова не говоря потащил в спальню. Кинул на кровать, завел Биллу руки за голову, взобрался сверху, да Билл и не сопротивлялся нихрена, вряд ли что-либо могло скрыть как сильно ему хотелось того, что Дэвид любезно собирался ему предложить в полном, так сказать, ассортименте.
- Люби меня, - томно протянул Билл, цепляясь руками за изголовье кровати и выгибаясь под теплыми руками Дэвида ласково задирающего его майку выше до самых подмышек.
Дэвид только простонал в ответ, не в силах оторвать губы от мягкой тонкой благоухающей кожи, ведя от пупка вверх и отрываясь с неохотой где-то в районе солнечного сплетения. Он привычно скользнул большими пальцами по маленьким нежным сосочкам вверх и вниз, заставляя Билла благодарно зашипеть, и почти чувствуя ладонями, как от этой нехитрой ласки по телу Билла распространяется жар.
- Как ты хочешь? - спросил Дэвид, не убирая рук, ласково-ласково, шепотом, - Нежно?
- Нет, - так же тихо сказал Билл хватая его рукой за ворот майки и потянул Дэвида на себя, глаза были черные и сверкали они на его лице абсолютно адски, потому Дэвид не удивился его ответу, - Жестко, я хочу жестко, Дэвид.
- А ну-ка, руки-то убери сначала, зайчик, - ухмыльнулся Дэвид, видя как левая бровь Билла вздернулась, ох как ему не понравилась фамильярная наглость Дэвида. Не, ну а чего ты, собственно хотел? Хочешь жестко - будет жестко, - Что, уже передумал, милый? - ласково спросил Дэвид смело уставившись какими-то пронзительно холодными серыми глазами прямо ему в глаза.
- Хуй, - сказал Билл. В том смысле, что "нет". И заложил обе руки себе за голову. Дэвид растормошил его заново, стаскивая майку через голову, Билл словно нарочно над ним издевался. Нет, он не сопротивлялся всерьез, но вполне очевидно Дэвиду вовсе помогать не собирался, расслабился и болтался в майке как куль с мукой.
- Хочешь, я привяжу тебя к кровати? - обыденным тоном, словно предлагая хлеб за столом, спросил Дэвид отчего-то мрачноватому Биллу. Отчего-то. Уж Дэвид бы и не знал отчего? Ничего маленький, в глубине души ты всегда был мне благодарен за то, что я тебя учу.
- Нет, - буркнул Билл.
- Тогда вытяни руки и возьмись за изголовье, - так же любезно и безымоционально сказал Дэвид, как-то заботливо даже сказал, - Потому что если ты этого не сделаешь и будешь мне мешаться, я тебя свяжу.
Лицо Билла против его воли выразило глубочайший интерес к словам Дэвида. По-меньшей мере, его заинтересовало быстро он его развел. Быстро и эффектно. Билл сказал себе, что стоило бы это запомнить и использовать как-нибудь при случае. Ну, ладно, посмотрим, что там у вас в меню на сегодня.
- Да, Дэвид, - слишком покорно и слишком быстро, чтобы Дэвид поверил в его искренность Билл выполнил его указание.
Дэвид провел руками по его телу еще несколько раз сверху вниз и снизу вверх, в первый раз так близко и так интимно наблюдая его исписанный татуировкой бок, упоминание о котором и шутка Хоффмана в свое время едва не довело его до греха.
Он задумчиво погладил рисунок, скользнул по нему ласково губами, поцеловал крепко в нескольких местах, заставляя Билла сладко поежиться от своих прикосновений:
- Больно было? - сочувствующе спросил он, намекая на процесс делания такой большой татуировки.
- Если сильно хочешь - больно не бывает, - очень тихим голосом сообщил Билл.
- Глубоко мыслишь, - двусмысленность его фразы не прошла незамеченной, - Зришь в корень, мальчик.
- Не называй меня мальчик, - фыркнул Билл, возмущенный, очевидно его менторским тоном.
Дэвид провел рукой ему по подбородку, потер губы пальцем со значением, заставляя Билла взять его средний палец в рот.
- А как тебя называть? - уточнил Дэвид, - Девочкой? Хорошо, ты знаешь, Билл, с тобой это не так уж и сложно. Давай, соси мой пальчик, девочка, глубже, мягче, давай еще, ты уже мечтаешь о том, чтобы тут оказался мой член...ИДИОТ, БЛЯДЬ, ЗУБЫ РАЗОЖМИ?!
- Тьфу, блять, больно, - сказал Билл, садясь на кровати, то ли губу прикусил в процессе, то ли еще чего.
- Ай, - сказал Дэвид, - хули ж так кусать-то? До кости прогрыз. Тебя что, блядь, Том не кормит?
- Ггы-ы, - случайно как-то вырвалось у Билла, шутка показалась ему смешной, - а ты не болтай лишнего, когда мне в рот суешь, - сказал он. Перевернулся на коленки, и жизнерадостный сел на кровати.
Дэвид мрачно посмотрел на него.
- Что, - уточнил Билл, ухмыляясь, голос его отдавал легкой ноткой яда, - лечь на кровать и держаться руками за изголовье?
Все, милый, шутки кончились. Дэвид грубовато толкнул Билла в плечо.
- На пол. На колени. Быстро, - резко сказал он. Билл от неожиданности даже не вякнул, сползая на пол. Дэвид еще подтолкнул его назад, перекидывая ногу так, что Билл оказался прямо у него между раздвинутыми коленками. Дэвид рванул ремень, с перекошенным от ярости лицом. Билл тяжело дышал, то ли взбесился, то ли возбудился, Дэвид был слишком зол, чтобы уточнять. Он вытащил свой примятый одеждой покрасневший, оживающий с каждой секундой под рефлекторно заинтересовавшимся им взглядом Билла.
Однако, природное ехидство взяло верх.
- А не боишься? - хмыкнул Билл.
- Только попробуй, - Дэвид очень унизительно на взгляд Билла, хотя и не больно хлопнул его по щеке. У него аж в зобу дыханье сперло от того, как унизительно, в глазах потемнело, он правда ничего не сумел сообразить или сделать, Дэвид схватил его за волосы, и с ненавистью сунул его голову себе в пах сообщив, - Билл, заебал залупаться. Заткнись, блядь, и соси.
Помимо злобы в голосе его играло такая сексуальная фрустрация, что Билл не смог противостоять его просьбе, теперь уже вполне себе серьезно и покорно забирая нежную кожу возбужденной плоти Дэвида в рот. Ощущение мужского члена во рту привычными волнами возбуждения прокатилось по губам и отзеркалилось в паху, заставляя двигаться активнее и ритмичнее и жестче. Дэвид застонал от его неожиданной активности и заинтересованности. Нет, он конечно подозревал, иначе бы не повел с ним себя так грубо, но зажмуренные глаза и сбившееся дыхание, и то как Билл отчаянно впился в его бедра, поглаживая пальцами, но в общем не для того чтобы доставить ему удовольствие, и это заводило Дэвида сильнее всего, а просто совершенно рефлекторно, потому что ему отчаянно нравилось у него сосать.
Дэвид подхватил свой хуй, добавляя управления процессу своей рукой. Другой рукой он придерживал голову Билла, чтобы он не мог помешать процессу. Он вытащил мокрый от слюны хуй и едва дыша провел им медленно Биллу по щеке. Билл застонал то ли протестующее, то ли возбужденно, а Дэвиду похуй было почему, лишь бы стонал, потому что это, блядь, вставляло не по-детски, что он, как говорят в народе, водит Биллу хуем по всей морде, засовывая за щеку, вытаскивая снова и сладострастно похлопывая им по припухшим полураскрытым губам, и засовывает снова, а Билл только полулежит у его ног, так увлеченно, что ноги его расползлись в разные стороны как у щенка, и дает ему ебать себя в рот.
Дэвида так растрогала увлеченная покорность Билла, что он даже не смог продолжать без остановки, дыхание перехватило. Он схватил Билла за плечи и заставил выпрямиться на коленках, наклоняясь и жадно целуя его в губы, чувствуя что он так же жадно отвечает ему. Ох, да он уже и забыл какой пиздец накрывает его с ушами, когда он ебется с Биллом, и почему любая попытка противостоять этому обречена на провал.
- Мальчик мой, милый, мальчик, - шептал он между поцелуями, ни к кому и никогда его сердце не полыхало таким костром из смеси похоти и нежности, в общем, в этот раз Билл не возразил на подобное обращение, - или девочка, - не смог не пошутить Дэвид.
- Девочка я, - отрезал Билл, - Трахни меня. - Его глаза с томной поволокой не давали Дэвиду понять это он шутит или серьезно. - У меня уже хуй болит.
Дэвид хихикая принялся помогать Биллу спустить штаны, хватая рукой его за вышеупомянутый орган и принимаясь его поглаживать.
- А-а-ай, Дэвид, Дэ-э-эвид, - он закусил зубами предплечье Дэвида, выгибаясь назад, пытаясь уменьшить соприкосновение своей горячей плоти с сильной мужской рукой, он едва не плакал. И это означало только одно, это означало что он уже готов кончить. Никогда Дэвиду не приходилось собирать разом столько силы воли, чтобы убрать руку с члена Билла и не довести дело до конца. Не заставить его закричать, задрожать под своими движениями, забрызгать спермой к чертовой матери все что только можно и то что нельзя особенно.
Он подхватил его под поясницу, стоящего на коленях, успокаивающе поглаживая тонкую спинку.
- Хочешь кончить? - тихо прошептал он Биллу в ухо.
- А ты дашь? - простонал Билл.
- Нет, - сказал Дэвид, целуя острое плечо, - я так спросил, для поддержания разговора.
- Пиздец, - сказал Билл.
- Давай, иди ко мне на коленки, - сказал Йост, помогая Биллу взобраться обратно на кровать. Нога его как-то толи соскользнула, толи подвернулась, в общем, он оказался лежащим поперек коленей Йоста, уткнувшись взъерошенной головой и раскрасневшимся лицом в кровать.
Йост надавил ему на загривок, засовывая его в мягкий матрас глубже, спуская по бедрам штаны ниже, Билл проныл что-то возмущенно, но задохнулся собственным стоном, когда теплая тяжелая рука Йоста принялась поглаживать его попу медленными, широкими кругами, одновременно и снимая накопившееся острое сексуальное напряжение и, увеличивая его. Билл, заерзал у него на коленях, очевидно, чтобы усилить собственные эротические ощущения от поглаживаний Йоста. Однако Йост посчитал это чрезмерным в данной ситуации.
- А ну перестань! - он скомандовал с размаху со звонким шлепком опустив отеческую длань на беззащитные ягодицы пацана.
- Ай! - возмутился Билл, потом сообразил, и выдохнул как-то иначе, эротичней как-то, - а-а-ай, больна.
Йост снова гладил его в этот самый момент, потому выглядело неубедительно.
- Да ладно! - изволил не поверить Йост, ерзания Билла его задевали его даже не столько фактом того, что кончить мол Билл. Голое бедро неспособного, как видно угомониться даже во сне пацана умудрялось сладострастненько-назойливо поглаживать его собственный голый член, зажатый между его животом и телом Билла, что кончить скорее всего мог и он. - Вот так вот будет больно! - сказал он, изо всех сил молясь, чтобы чрезмерная стимуляция не перебросила бы раньше времени возбуждение Билла через отведенную природой границу, и на самом деле с силой до круглой красной отметины от прилившей крови, вмазал ему по заднице так что от соприкосновения мучительным огнем обожгло ладонь.
Отчаянный всхлип Билла, закусившего свою собственную руку, вначале испугал Дэвида, но перейдя в хрипловатый эротичнейший из всех что он когда-либо слышал, стон, и отчаянный рывок бедрами назад, когда Билл резко прогнулся в пояснице, отклячивая попу назад и вверх, уже без указаний Дэвида боясь их слишком тесного соприкосновения, вывел на седьмое небо от кайфа.
- Молодец, хороший мальчик, - прошептал Дэвид и прикоснулся губами к горячей коже на тощей, но вызывающе круглой попе. Ему ответило что-то типа "мяу" снизу, и не затыкалось до тех пор пока его губы продолжали скользить по нежной коже.
- Еще, - очевидно, намяукавшись, сказал Билл. И облизнулся, - Ай-й-й, да+ В этот раз было мягче, меньше горело но больше согревало. И это не было секретом для Билла, Йост всегда знал, как именно ему нужно. Билл слегка раздвинул ноги, рука Йоста скользнула между его ног сзади по яйцам вниз. Большим пальцем дразня выше, между ягодиц самое то, что в общем надо было Биллу уже очень сильно погладить.
- М-м-м-м... - простонал Билл, двигаясь навстречу руке Дэвида, - Дэвид, а ты меня трахать будешь?
- Буду, - сосредоточенно сказал Дэвид, и снова поцеловал его в попу.
- Сегодня? - этот голожопый звался бы не Билл Каулитц, если бы не смог бы не подъебнуть его в такой момент.
- А я никуда не тороплюсь, - мстительно ответил Дэвид, убрав руку снова отвесил покрасневшей попе любовника смачный шлепок, на этот раз не просто так, а с направлением, снова спихивая Билла на пол.
- Эййй, чо опять? - недовольно спросил Билл.
- Когда у тебя занят рот, ты похож на ангела, - мрачно сказал Дэвид, на этот раз вставая в полный рост и потягиваясь.
- Дэвид, сколько я тебя знаю, ты по-моему все время что-то путаешь, - ухмыльнулся широко раздвинувший полуголые бедра в сторону, и опирающийся сзади на руки, ничуть не смущаясь собственной наготы и гордо стоящего внушительных размеров члена уточнил Билл. Что бы он там Дэвиду не хамил, лицо его сияло. Кажется, он очень хорошо проводил время и в целом был счастлив и доволен.
- Насрать, - сказал Дэвид, - до тех пор, пока ты у меня сосешь.
- Хм, - Билл, все в той же позе ехидно воздел левую бровь вверх, размышляя, стоит ли заметить Дэвиду двусмысленность фразы, или все-таки лучше пусть он сперва займется его удовлетворением.
- Передохнул? - нежно спросил Дэвид.
- Да, - коротко сказал Билл.
- Вставай на коленки и соси, - сказал Дэвид.
Билл подумал, что поговорить он всегда успеет, а потому встал. Подхватил рукой член Дэвида, ничуть за это время не потерявший ни капли своей жесткости, и сунул себе в рот.
- Без рук, - тихо приказал Дэвид, снова встречая стальным серым взглядом обжигающе-вопрошающий взгляд Билла. Разница была только в том что сейчас у него во рту был его член, и выдерживать вот это не было уже никаких сил. Потому что только Дэвид знал точно, что глаза Билла плавили металл. Билл отпустил руку, замерев на секунду, видимо, не в силах сообразить, что следует делать дальше. Член во рту сильно отрицательно влиял на его способность соображать, - За спину, милый, - подсказал Дэвид, заставляя Билла сцепить руки у себя за спиной и одновременно подхватывая лицо Билла с обеих сторон. Одной под подбородок, другой как-то ласково и подозрительно заботливо убирая приклеевшиеся к влажному лбу волосы, в которые были затейливо вплетены жгуты поразительно гламурных дредин. Билл уже понял, что он будет с ним сейчас делать, и все что ему придется сейчас делать это только расслабиться и как-то умудриться иногда дышать. Стало страшновато, но это возбудило сильнее.
- Хочешь меня так? - уточнил Дэвид. Он, сука, всегда уточнял.
Билл кивнул.
- Ай, отлично, - обрадовался Дэвид делая первое пробное гладкое движение в его податливый рот. Медленно засовывая глубже и так же медленно высовывая, заставляя пот скатиться по лбу Билла вниз. Еще глубже и еще медленнее, Билл застонал испуганно, побуждая Дэвида освободить его, он чуть не подавился, а потому отчаянно уткнулся ему в бедро, закашлявшись. Руки, впрочем, он держал сзади и даже не попытался защитить себя.
Дэвид поднял его лицо на себя за подбородок. По глазами черными толстыми разводами отпечатался легкий мейкап. Толи от пота толи от слез. Нет, он не плакал от расстройства, причиной слез был скорее слишком резкое движение хуя Дэвида в его глотке, и это, блядь, было очень трогательно. Дэвид нагнулся и благодарно впился губами в его податливый рот. Все это было так головокружительно, что он уже даже и не верил, что это происходит с ним и не во сне. Если бы он так не думал, он бы этого бы не сделал. Дэвид совершенно не думая и не соображая поцеловал его глаза, слизывая слезы и возбуждаясь даже на привкус туши, и думая что наверное он точно совершенно охуел.
- Тебе нравится? - осторожно спросил он его губы, боясь открыть глаза, и боясь услышать ответ.
- Да, - тихо сказал Билл. И наверное не было на свете слова, которое в устах Билла Дэвид любил сильнее чем слово "Да!".
- Можно еще немножко? - Счастье так редко поворачивалось к Дэвиду ТАКИМ своим лицом, он даже не привык и не поверил поначалу.
- Да, - повторил Билл.
Он ему позволил.
Он ему позволил это с собой сделать.
Со второго захода получилось глаже. Дэвиду удалось изрядно изнасиловать его рот, в довольно-таки быстром темпе, перемежая его с изуверскими пыточными медленными толчками, так что когда он все-таки отпустил Билла, у парня было темно в глазах, отчаянно болела челюсть, он удивлялся что он мог дышать, и не удивлялся что совершенно не мог больше думать. Он бы точно завалился на пол, если бы Дэвид не подхватил его на руки и не кинул бы на кровать как полузадохнувшуюся рыбину.
Билл с трудом чувствовал как его руки освобождают его ноги от штанов, трусов и прочего, и честно говоря, в глубине души даже немного сожалел, что Дэвид не кончил ему в рот. Как отчаянно ни хотелось ему ебаться с Дэвидом, эта убийственно жизнерадостная и мощная ебля в рот Билла несколько утомила. Билл только надеялся что бешеного энтузиазма Дэвида не хватит в той же мере на его задницу.
Однако он как-то слишком долго отсутствовал для того, чтобы просто освободиться от одежды и сложить одежду Билла. Билл лениво приоткрыл один глаз и увидел Дэвида лежащим на боку и подозрительно счастливыми глазами рассматривающим его.
- Что? - хрипло спросил Билл.
Дэвид резко развернулся, хватая между пальцев и зажимая сосок Билла.
- А-а, - коротко выдохнул он, встречаясь губами с губами Дэвида. Дэвид раскрыл ему рот своими челюстями, но руку не убрал, продолжая осторожно, но настойчиво массировать его, посылая острые уколы возбуждения куда-то прямо в самый центр удовольствия в мозгу Билла, присоединяя вторую руку, как-то даже уже на взгляд Билла резковато выкручивая второй сосок.
Билл дернулся стараясь прижаться сами понимаете чем к Дэвиду, но тот как-то заставил себя шикнуть на него:
- Лежать! - тут же сам себя испугался, и осторожно, извиняющимся тоном поправился - Лежи, ну пожалуйста, я не могу так+
- Ну хватит уже, - тихо сказал Билл. И что-то в его лице подсказало Дэвиду что он не шутит, он сел. Это ввело Дэвида в отчаяние. Он быстро вскочил и схватил Билла за руку.
- Милый, - сказал он и больно завел ее Биллу за спину, - ну что случилось, что с тобой? - он сказал не агрессивно, а очень мягко. Прояви он агрессию, Билл бы взбрыкнул, впрочем как обычно, а тут покосился на Дэвида вдруг, привлеченный не столько смыслом его слов а подозрительной бархатности тоном. Мыщцы на предплечье Билла напряглись. Он еще не решил, поддаться ли Дэвиду, или нет.
- Ну, хватит, я же делаю тебе хорошо, - Дэвид поцеловал Билла в острое плечо, - разве нет?
- Да, - растерянно сказал Билл. Он обмяк, расслабился в его руках и даже доверчиво прислонился своим обнаженным телом к телу Дэвида, сжимаясь как-то, и даже вроде становясь ниже ростом, словно ища в нем убежище от самого себя.
- А чего ты брыкаешься? - тихо спросил Дэвид, желая убить себя головой об стену за то что оказывается с Биллом было так просто а он, дурак, все время ломился в закрытую дверь. Он чмокнул Билла в лоб, гладя его по голове, Билл грустно сопел в сгиб его локтя. Минуты две. Думал что ответить.
- Не знаю, - наконец сказал он.
- Я хочу с тобой поиграть, - сказал Дэвид, - ну еще немножко. Можно?
Билл еще завис на пару минут.
- Ты хочешь, чтобы я попросил тебя меня трахнуть? - наконец осенило его.
- Хм, - Дэвид почесал затылок, - Твоя прямолинейность, несколько искажает смысл того, что я хочу с тобой сделать, но в общем, в конце концов, в общем как бы, наверное, да.
- Ну это... трахни меня, что ли, - сказал Билл.
- Бля-а-а-а, - Дэвид не знал плакать ему или смеяться, - Билл... - он кусал губы чтобы не засмеяться, - Билл... ты...ты это... ты - это слишком для меня, слушай+я сейчас тебя просто попрошу, ты ничего не говори, ладно?
- То есть просить тебя меня выебать не надо? - уточнил Билл.
- Бля, - снова сказал Дэвид.
- Не ругайся, здесь дети, - любезно подсказал Билл.
Дэвид расхохотался, не выдержав, и закрыл своей ладонью Биллу рот.
- Слушай, я просто сейчас сделаю с тобой то, что я хочу, а ты просто не будешь мне мешать, это не сложно, милый?
- А мне понравится? - уточнил Билл.
- Не знаю, - честно сказал Дэвид, - но если тебе не понравится - ты просто скажи, я перестану.
- Хорошо, - кивнул Билл.
- У меня кое-что есть для тебя, - сказал Дэвид, и заведя руки Биллу за спину защелкнул на них металлические наручники. Билл хмыкнул жизнерадостно:
- Ты знаешь, как мне это нравится, - сказал он, - это все было только ради этого?
Вот засранец, а?
- Нет, - Дэвид убеждал себя не психануть раньше времени. Он развернул Билла на спину и заставил упасть на кровати навзничь.
- А чо? - выгнувшись дугой, спросил Билл, - Ты ключик потерял?
- Ха-ха-ха! - а это и правда показалось Дэвиду смешным, - не искушай меня, - сказал он.
Он взобрался на Билла сверху и принялся вылизывать ему ключицы и вниз по само середине груди. Возбуждение парня мало спало за последнее время, потому чувствительная кожа очень бодро реагировало на его ласки и Билл отчаянно извивался под ним. Когда пальцы Дэвида снова ущипнули его за самые чувствительные места на груди, Билл сказал:
- У меня появилось нехорошее предчувствие.
- Боишься? - спросил Дэвид. Лицо у него было очень серьезным и сосредоточенным. Теперь стало яснее чего он так копался. Он взял с собой не только наручники, он взял с собой то, на что Билл вытаращился изо всех сил и что звякнуло тонкой серебряной цепочкой.
- Да, - сказал Билл. Адреналин закружил ему голову так что он даже не видел руку Дэвида у себя на груди, продолжающую издеваться над его соском. Однако возбуждения не снизил. Рука была убедительна. Дэвид был убийственно серьезен. В голом виде, сидящий верхом на нем с торчащим отчаянно хуем, это было зрелище что надо. В руках он сосредоточенно вертел металлический зажим.
- Мне перестать? - уточнил он на всякий случай.
- Не, - сказал Билл. Ебать-колотить, ему стало офигенно интересно!
Дэвид кивнул, и осторожно нацепил зажим медленно отпуская металлические ушки.
- Ай, - сказал Билл - А-а-а-а, - собственно с каждой секундой как прищепка сжималась сильнее на соске, стон его становился сильнее, перейдя в отчаянно сорвавшийся на хрип крик. Он запрокинул голову назад. Однако кроме отчаянного "А" больше ничего не произнес. Дэвид вытер холодный пот со лба. Нагнулся вниз и принялся осторожно целовать его кожу вокруг, поглаживая руками бедра Билла, слыша его сбившееся дыхание, и понимая, что раньше он точно не знал, что такое страх. А теперь боялся даже пошевелиться, потому что он уже не понимал, от чего стонет и закусывает губы Билл.
- Ну...? - Билл отчаянно взвыл, и Дэвид не знал куда деваться от смеси страха и возбуждения, потому что в голосе Билла вдруг зазвучали такие нотки, которые он слишком хорошо знал. Дэвид дрожащими руками медленно, несмотря на матерные бодрящие комментарии Билла нацепил второй зажим, снова заставляя Билла отчаянно заорать, что чуть не взорвало яйца их обоих изнутри.
- Ну... как... но-нормально? - уточнил он, потому что этот дивайс и вопли Билла точно не выглядели нормально. Хорошо бы соседи не вызвали полицию, подумал Дэвид.
- ПИЗДЕЦ! - честно ответил Билл.
Серебрянная цепочка поблескивая между двух зажатых в металлические зажимы сосков, и Дэвид сидел и капал на нее слюной фигурально, ну, блядь, не на цепочку конечно, а на то, на что она была надета. Больше всего его штырила конечно не цепочка а тот факт, что все это Биллу охуенно нравилось. Он бы смотрел на его порозовевшую кожу годами бы, на зажмуренные глаза, слушал бы отчаянные хриплые крики, потому что ни хуя он не просто так сидел, а потянул едва заметно цепочку на себя, подумав, что это он правильно связал Биллу руки, потому что иначе вот это точно был бы пиздец. Том точно наведет на него порчу за искусанные от удовольствия губы, в тщетных попытках Билла сдержать крик. Однако у них оставалось немного времени. Вряд ли Билл сможет терпеть это слишком долго. Он задрал ему ноги и рывком подтащил тело на себя. В данном случае ему врядли потребовались бы сантименты. Билл был слишком возбужден. Он вошел без труда в его тело, банальным сравнением как нож в масло, взвывая от остро усилившегося наслаждения и отчаянно закусывая биллину лодыжку, просто потому что это было самое близкое в данный момент что он мог у него закусить.
- Еще... - расплавленной плазмой прожгло ему мозг, застилая черной пеленой глаза, - еще давай, Дэвид, ну давай же, сильнее, еще+
- Да... я... пы... пытаюсь, - он даже уже сказать ничего не мог, только лишь старался изгнать из-под закрытых век образ возбужденного, связанного, изгибающегося Билла с этим гребаным девайсом, стонов его, вскриков, уже полностью теперь бесконтрольных и тем бьющих наотмашь было итак довольно, чтобы ему кончить, блядь, ну не восемнадцать же ему лет в самом деле, чтобы так опростоволоситься, черт его дери, Дэвид боялся не только двинуться еще он вообще боялся двинуться, потому что член его разрывало возбуждением изнутри. А с другой стороны он бы душу продал, да нет, так бы отдал за каждое это "Ну давай же, Дэвид", потому что ему хотелось плакать от счастья сильнее чем даже от биллиных слов любви, потому что отдавало такой близостью, которой не бывает. Дэвид снова впился в лодыжку Билла на этот раз губами от чувств, чтобы натурально не впасть в процессе ебли в неуместную истерику. Впрочем, это даже хорошо что он так растрогался, да. Теперь он по крайней мере сможет доебать Билла так как он этого заслуживает. От всей широкой менеджерской души доебать.
- А-а-а, да! Так, да...
Конечно, милый. И только так.
Он помог кончить Биллу после нескольких сильноматерных просьб бывшего подопечного, а ныне коллеги, отлично понимая, что он и правда сука драная, подонок и садист, и руки у Билла связаны, и он вообще уже ни черта не соображает из-за всех его блядских извращений. Крики Билла и в судорожной агонии запредельного экстаза сжавшиеся на его хуе мышцы послали его самого за грань практически одновременно.
Билл наехал на него конечно еще раз после, и ничуть не менее корректно. Когда Дэвид снял сначала одну прищепку, и в онемевшую плоть вдруг снова постепенно начала поступать кровь, он вообще такого крика сроду не слышал. И даже укоризненно пожурил Билла, мол мальчики так не визжат. За это Билл цапнул его зубами за сиську так, что он и сам заорал как резанный.
- А ваще это круто было, - спустя минут двадцать задумчиво выдыхая дым сигареты в потолок сообщил Билл, ухмыляясь, - мне понравилось.
Дэвид обиженно сложил руки на груди и смотрел в сторону двери. Билл почему-то каждый раз сдвигал его с той стороны кровати, на которой он обычно спал.
- Спокойной ночи, Дэвид, - сказал Билл, для приличия пару минут подождав, пока Дэвид выйдет из состояния вселенской обиды за недооцененность его усилий. Не дождавшись он дернул одеяло на себя, и ловко, словно голубец, завернувшись в него с головой жизнерадостно громко засопел через пару минут. Пообижавшись и поприсушивавшись к ровному дыханию Билла, Дэвид попытался часть одеяла вернуть себе. Но даже у спящего Билла была мертвая хватка, и, в принципе, зная Тома, Дэвид мог это понять. Потому он бросил это дело, и сначала прикорнул на одеяле сверху, но замерз, потому разозлившись, вскоре, залез под одеяло к Биллу, пристроился за ним в ложку и отрубился.

***

Дэвид проснулся среди ночи, часа в два, примерно. Билла рядом он не обнаружил. Вначале расстроился, потом испугался, потом не нашел своего халата и несколько подуспокоился. Слабый свет из под кухонной двери привлек его внимание. Он появился на кухне в полотенце вокруг бедер. Да, предчувствие его не обмануло.
Взъерошенный Билл в его халате стоял и большой ложкой выковыривал из банки мороженое, не отрываясь завороженно глядя в холодильник, так, словно бы это был телевизор. Он даже не повернулся на движение и звук, когда Дэвид вошел в кухню.
- Интересная передача? - спросил Дэвид.
- А? - испуганно спросил Билл.
- На что там так долго и с интересом можно смотреть? - уточнил свою шутку Дэвид.
- Ты это ешь? - в удивлении Билла проскользнула даже капля скрытого уважения, - А как?
- Ртом, - сквозь зубы сказал Дэвид, ничуть не удивляясь высокому и ехидному и оглушающему "Хи-и-и-и" своего любовника. Он и не сомневался, что ему понравится его идиотская шутка. Она и ему самому в общем, тоже понравилась. Он подошел к Биллу вплотную и поцеловал прямо в рот, зажимая между ним и собой холодный пластиковый контейнер с мороженым. Мороженое еще никогда не казалось ему таким вкусным как на губах Билла.
- У нас с тобой есть серьезная проблема, которую необходимо решить, - серьезно сказал Дэвид.
- Прямо сейчас, Дэвид? - лицо Билла оказалось расстроенным. Но нельзя сказать, что это не порадовало Дэвида.
- Да, Билл, прямо сейчас, - отрезал мужчина.
- Что случилось, Дэвид? - мрачно спросил Билл.
- Ничего, - ответил Дэвид, - просто я опять тебя хочу, - с этими словами он снова впился в губы сопротивляющегося Билла и одним ловким движением развернул его, и посадил на стол. Только лишь еще сильнее радуясь распахнувшемуся халату, и без лишних церемоний хватая Билла за причинное место и начиная поглаживать его член в такт поцелуям. Вот на том его сопротивление и закончилось. Он заерзал на месте, чтобы руке Дэвида было сподручнее его ласкать, вздохнул жалостно по-собачьи, закинул руки далеко за шею Дэвида и вцепился в его губы. Губы Билла были горячими и мороженое совсем их не остудило.
Такой теплый, такой податливый, такой мягкий, такой его. Он сам не заметил как губы скользнули по торчащим ключицам Билла, вниз, пальцы Билла до боли сжали его скальп настойчиво и без излишних церемоний посылали его голову прямо вот туда вот и посылали, где до того рука старшего разбудила его спящий член. Дэвид ничего не мог поделать, ему просто нравилось возбуждать Билла. Он не сдавался так сразу, и долгое время водил языком по его животу и гладко выбритому лобку. Билл переменил тактику и лег на стол, давая губам Дэвида лучший доступ и заставляя того упереться подбородком, на котором уже слегка ощущалась щетина в основание члена Билла, посылая ему знакомые возбуждающие импульсы, потому что уж кто-то, а член Билла очень хорошо знал, что будет дальше, и ожидания ничуть его не подвели.
- Как-то я это не зря проснулся, - сообщил Билл сладко выдыхая и подаваясь навстречу движению рта Дэвида.
- Да, - кротко кивнул Дэвид, вытаскивая на секунду мокрый член изо рта, - не зря, только для того чтобы вернуться к своему занятию вновь.
Однако их счастью на этот раз было не суждено стать долгим.
Нагло и надсадно заверещал телефон, трубка которого стояла на кухне. Дэвид не собирался его брать ни за какие коврижки, но Билл его заставил. Он просто сказал:
- Возьми трубку.
- Захер? - спросил Дэвид.
- А вдруг это маленький братик? - сказал Билл.
- С чего твоему маленькому братику звонить мне домой ночью? - спросил Дэвид, - и вообще, с чего ты решил что это он?
- Возьми, - вместо объяснений настойчиво повторил Билл.
Дэвид взял трубку, и больше ему стало не до сантиментов.
- Том! ТОМ! Черт тебя дери, стой где стоишь, сиди где сидишь... - вскоре кричал он, на ходу впрыгивая в штаны, - нет, я сказал, нет! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВЫХОДИ ИЗ МАШИНЫ!!!

---

13

- А…он…он по… мо… моется, - сказал Том.
Дэвид был сильно зол. Очень сильно зол. Лицо его окаменело. Расплющенная килоджоулями яростно сведенных челюстей сигарета беспомощно роняла пепел ему на рубашку.
- И чем же был вызван этот острый приступ невероятной чистоплотности? – процедил Дэвид.
Том сделал вид, что не понимает по-немецки. Ну, таким образом он надеялся выгадать минуту другую на то чтобы придумать наиболее правдоподобную версию.
- А? – втянув на всякий случай голову в плечи, уточнил он, - Ш-то?
- С хуя ли ему мыться приспичило?! Вы. Оба! Полчаса назад должны были быть в студии!
- А… - вот блядь, ничего как назло не лезло в голову! А он походу отупел, да. Перед мысленным взором Тома Каулитца то и дело вставали собранные под голой попой джинсы Билла, угвазданные к чертовой матери изнутри спермой так, будто бы его брата отъебла футбольная команда в полном составе, включая тренера и запасных. А так же то, что предшествовало этому и у него парадоксальным образом начало сладко, тихо и несмело чесаться в штанах, Билл в таких случаях глубокомысленно изрекал «недоеблись», - ну…испачкался, наверное, - вот в принципе и все, что смог выдавить из себя Том.
- Вот как, - Дэвид щелчком выбросил полудохлую сигарету на газон, - что же вы делали?
- МЫ?! Я?! – Том возмутился так же искренне, как ложно обвиненная престарелая монашка в том, что водит к себе любовника, - я ничего не делал!
- А кто еще был? – Том мог бы поклясться, что слышал, как скрипнули зубы Дэвида, хоть тот и находился от него на расстоянии добрых пяти метров. Вот сюжетец, вот попали, а? Том внезапно ощутил в себе зарождающееся желание подставить кого-то из их общих знакомых. Не знаю уж как, но Дэвид точно просек, чем занимался Билл, и Том понял, что утверждать что его брат просто ставил машину в гараж было взрывоопасно. Так почему бы не отвести от себя опасность, вполне логично подумалось Тому. Тем более он был уверен, что Биллу-то Дэвид свое «фе» высказать не решится, а вот помучается сам изрядно, пусть даже не до конца поверит, спать не будет пару дней, как пить дать. Ладно, потом он просто скажет, что пошутил. Дэвид мягкий, он простит. Лицо юноши просветлело, словно бы на него снизошло Дао. Он уже открыл было рот, чтобы назвать имя жертвы, как тут на свет божий из гаража выполз мрачный и зевающий Билл:
- Том, ты что тут де…. Ой, блядь…
- Здравствуй, Билл.
Билл глубокомысленнейшим образом открыл рот и уставился на Дэвида. Как ни стыдно ему было в этом признаться себе самому, он дал слабину. Мерзкое ощущение тысячи ледышек скользнуло в живот. Он, почему-то испугался. Глупо, как в детстве, когда в его восприятие Дэвида было ближе к восприятию своих родителей. Необъяснимо и панически глупо как в детстве испугался. Успей он включить мозги, он бы сам бы себя накрутил агрессивными постулатами вроде, да что хочу – то и делаю, я сам себе хозяин, уж если кто и имеет на меня какие-либо права, так это точно не ты, Дэвид, и не тебе меня учить. Но проблема была в том, что мозги включить он не успел, и его окатило горячей волной стыда и ощущения собственной неправоты. И еще волной непонятным образом выжившего атавизма – детского страха перед старшим. Перед Дэвидом. И самое мерзкое было в том, что очевидно, Дэвид все это прекрасно понял. Потому что его поведение мгновенно переменилось. Он взял себя в руки, выражение лица его с излучающего неуемную ярость мгновенно сменилось на извиняющееся. Так всегда бывало, когда Дэвид после своих дурманящих разум вспышек ярости внезапно понимал, что Билл далеко еще не так силен и не так уж непробиваема его броня, как ему думалось и хотелось бы показать. Когда он понимал, что его слова ранят Билла гораздо глубже и сильнее, чем ему бы хотелось. Даже тон его, когда он произнес:
- Билл, пожалуйста, срочно, садись в машину, - тон его был мягким и извиняющимся.
Билл послушно побрел к машине, не говоря ни слова, и опустив очи долу. Матеря себя про себя, за то что его неконтролируемые эмоции заставили его так неожиданно, фигурально выражаясь, прилюдно обосраться перед Дэвидом. Однако, залупаться сейчас, значило лишь только еще больше опустить себя в глазах Тома и в своих собственных глазах. Потому он молча пошел, даже не глянув на Тома. И, тем не менее, Том попытался свести это к шутке:
- Эй, - возмущенно воскликнул он, так, словно он ни в зуб ногой не понял, что сейчас произошло, - Дэвид, а как же я?! У тебя же двухместная машина! Не надо, не убеждай меня, я не поеду связанным в багажнике с кляпом во рту!
Дэвид ухмыльнулся, открывая водительскую дверь и глянул на Тома:
- Садись ко мне на ручки! – насмешливо сказал он.
- Грязный извращенец! – парировал Том.
- Чтобы ровно через пять минут ты сидел в студии! – Дэвида не смутил эпитет Тома.
- До студии ехать ровно семнадцать с половиной минут, я засекал. И то если этот блядский светофор опять не зависнет! – уточнил Том.
- А мне насрать, - мстительно сказал Дэвид, - я сказал быть через пять минут, значит там надо быть через пять минут.
Он бухнулся на сиденье и демонстративно хлопнул дверью, наблюдая в зеркало заднего вида некоторые комбинации из пальцев, понятные даже глухонемому пришельцу, которые строил ему вдогонку, рассчитывая что начальник его не видит, Том. Дэвид хмыкнул и повернул ключ зажигания.
- Пристегнитесь, сэр, - бросил забившемуся в угол на пассажирском сиденье несчастному и недовольному собой Биллу, саркастически обращаясь к нему на «Вы», заранее ожидая что он из принципе начнет с ним спорить. Но Билл все так же молча и покорно пристегнулся.
Эта молчаливая покорность Билла была тем, что выбило старшего из колеи. Дэвид честно хотел отвесить Биллу пару ласковых комментариев по поводу его поведения. И в целом очень откровенно выразить свое возмущение, потому что он как руководитель точно знал, что оставлять подобный акт откровенного презрения и неподчинения без внимания нельзя. Но Билл сидел с ним рядом, в машине, и выглядел так же растерянно, словно ему снова было четырнадцать лет. У него даже лицо стало совсем юным, с выражением раненного олененка Бэмби, как тогда, в четырнадцать, и Дэвид почему-то снова начинал чувствовать себя жестоким насильником и убийцей детей. Но это было еще полбеды.
Самым страшным было то, что на это все наслаивалось чувство невыносимой тоски. Он так давно не был с Биллом наедине. Острый спазм любви к Биллу против его воли пронзил его тело насквозь, он едва не завыл от того, как это оказалось больно. Пока они не были так близко, он мог питать надежду на то, что все не так страшно, что можно терпеть, и все его чувства подчинены строгому контролю. А сейчас он сидел в машине и дрожащими руками и ногами не мог выжать сцепление и включить первую передачу, потому что ему хотелось выть отчаянно и в голос до хрипоты и визга как брошенной больной собаке, которая через решетку клетки приюта видит своего хозяина.
- Блядь, - выругался он себе под нос, замечая как пальцы Билла побелели от того, как он вцепился в сиденье. Билл сидел с закрытыми глазами, недвижимый как изваяние. Дэвида трясло так, что он был уверен, что это даже заметно, а Билл был абсолютно недвижим. Если бы не побелевшие от напряжения пальцы, и не судорожно сведенные тощие коленки, сложно было бы понять силу его напряжения.
Дэвид каким-то чудом справился с техникой и сумел выехать на проспект, и только там немного переведя дыхание, и чувствуя, как у него неконтролируемо отчаянно дергается левый глаз совершенно каким-то несчастным и обиженным тоном хрипло протянул совершенно дебильную с его точки зрения фразу, но иначе он выразиться не сумел.
- Билл, ты это нарочно? – он имел в виду, то что произошло до того. Специально ли Билл тянул время, занимался черти-чем и демонстративно игнорировал его слова. Если он сейчас скажет «Да», я подохну, подумал Дэвид. Потому что он совершенно не знал, что делать, если Билл скажет «Да». Он ничего не сможет ему сделать, и скорее всего вместе со своим мнимым авторитетом грохнется сейчас размаху в грязь лицом. Он ничего не сможет сделать!
- Нет, - едва слышно, одними губами прошептал Билл, снимая гору с плеч Дэвида одним коротким словом. Потом помолчал и добавил - Прости, Дэвид.
- Уже простил, - таким же отчаянным шепотом проговорил Дэвид, голос больше не повиновался ему, глаза горели отчаянно словно в них насыпали песка. Еще секунда и он заплачет просто он нахлынувших на него противоречивейших эмоций совершенно нечеловеческой силы.
Билл выдохнул с облегчением и расслабился. Мигом сменил свою фирменную и знакомую Дэвиду до боли позу девочки страдающей ДЦП, с судорожно сведенными коленками, раскидывая ноги в стороны и радостно ударяя коленкой Дэвиду по руке.
- Упс, сорри, Дэвид, - ему самому стало смешно, каким римейком старой сцены это выглядело, Дэвид посмотрел на него с легкой укоризной:
- Отрастил, мля, копыта… - с некоторым оттенком грусти проговорил он.
Билл рассмеялся. Странноватым, впрочем, смехом. Посмотрел на Дэвида искоса. Он понял, что Дэвид понял, о чем он.
А Дэвид бы отдал бы душу дьяволу за так, если бы это было бы тем началом, которым было тогда, но, наверное это было слишком многим, что он бы мог попросить. На повороте на главную улицу он вспомнил все. Вспомнил свои фантазии и надежды, мечты, нервы, и пьяные разговоры с Хоффманом, вспомнил изучающие провокации Билла, вспомнил свое нелепое и обреченное с самого начало сопротивление. Господи, как же он хотел этого! И тогда и сейчас. Сейчас он ехал на машине, даже не включая радио, ради того чтобы только слышать дыхание Билла рядом, и понимал, что вот смысл его жизни он вот именно тут. Тихое, родное, теплое дыхание. Ему хотелось прижать Билла к себе уткнуть его голову себе в плечо, и целовать его волосы и лоб, только чтобы чувствовать что он рядом, что он дышит для него. Господи и почему ты даруешь нам ум и опыт только после того как мы наворотим гору неисправимых ошибок?! Дэвид вдавил педаль газа в пол.
- Билл, - внезапно сказал он.
- А? – спросил Билл.
- Билл, а если я сейчас отвезу тебя куда-нибудь далеко, украду. Запру где-нибудь, привяжу и оставлю только для себя, ты же ничего не сделаешь? – совершенно обыденным тоном сказал Дэвид, в общем вопреки собственной воли даже наслаждаясь отвесившейся нижней челюстью Билла воззрившегося на него карей чернотой глаз.
- Ты чо, охуел чтоли? – обескуражено спросил Билл.
- Нет, я с рождения такой, - сказал Дэвид. От стресса в нем развилось странное чувство юмора.
- Я имел в виду, ты что, спятил, Дэвид? Чего я не сделаю?!
- Я хочу сказать, что на спидометре сейчас 120, ты же не будешь пытаться выпрыгнуть из машины? Нет, я знаю, это нереально в принципе, и нормальный человек этого не сделал бы, Билл, но сказать по правде, честно говоря, по-моему, ты от рождения тоже…не совсем…того.
У Билла дернулись желваки. Он сцепил зубы. Что-то, видать хотел сказать, но передумал.
- Послушай, Дэвид, - осторожно начал он.
- Я, Дэвид, - сказал Дэвид.
- Дэвид, ты не туда повернул, - сказал Билл.
- Я знаю, Билл.
- Отлично, - сказал Билл, - останови машину.
- Черта с два, - сказал Дэвид.
- Дэвид, останови сейчас же, иначе я…
- В отличие от тебя, мне нечего терять, - сказал Дэвид.
- Останови, - сквозь зубы сказал Билл. Он явно начинал злиться.
- Какого бы черта?
- Дэвид, я не собираюсь ехать черт знает куда с психом, который ни хуя не соображает, что он делает!!!
- Это тебе раньше надо было думать, Билл, - нервно хихикнул Дэвид, - когда ты только решил со мной связаться!
- О, боже, - Билл запрокинул голову назад, отчаянно выдыхая. В этот самый момент он думал, что на его душу точно многовато психов попадается на душу населения. Он не знал, плакать ему или смеяться, в самом деле, - Дэвид, притормози. Я хочу с тобой поговорить.
- А? – испуганно покосился на него Дэвид.
- Я не выйду из машины, - успокаивающим тоном сказал Билл.
- Честно?
- Честно.
К сильному облегчению Билла, Дэвил его послушался. Это внушало надежду на то, что он был на самом деле нормальнее, чем пытался казаться. Дэвид съехал на обочину, прошуршав шинами по гравию, остановился. Сердце у него забивалось, прыгало где-то в горле. Совершеннейшее отчаяние заставило его ляпнуть то, что он ляпнул, но он совсем не мог позволить себе потерять Билла из-за того, что он бы не сказал это сейчас.
- Я не могу жить без тебя, - тихо сказал Дэвид, выключая мотор, - Я ничего не могу тебе сделать. Это не в моей воле. Ты свободен. Ты совершенно свободен и волен в своих решениях, Билл. Ты можешь уйти от меня. Я ничем не смогу противостоять, я слишком люблю тебя. Может, я делаю что-то не так, может я не тот, кто тебе нужнее всего. Я совершаю ошибки, но я говорю тебе, что я осознаю это. Уходи. Уходи если хочешь. Уходи, если считаешь нужным. Я не сделаю ничего. И не скажу ничего больше. Я не буду тебе мешать жить, Билл. Просто я не смогу жить без тебя. Нет, я не умру, конечно, Билл, но я и не живу без тебя.
Билл, как и обещал, не шелохнулся. Он и не попытался даже выбраться на волю. Просто закрыл обеими руками лицо. И сидел так некоторое время. Сидел, закрыв ладонями лицо и молчал. Дэвид тоже молчал. Как и все ведущие события в его жизни это событие проходило крайне банально. В салоне автомобиля, на обочине проселочной дороги. Он хотел закурить, да не мог. Горло словно парализовало силой эмоций. Билл убрал руки от лица и уставился в окно, на проезжающие мимо автомобили. Он не плакал, но лицо его было потерянным от целой гаммы разрывающих его изнутри эмоций. Билл упер локоть в окно и вцепился зубами в тонкий указательный палец руки.
- Дэвид, - наконец сказал он. Потому что было очевидно, что нарушить молчание должен был именно он.
- Да? – спросил Дэвид.
- Почему ты… - начал он, потом не нашел слов и замолчал надолго, мучительно вытягивая из Дэвида душу заживо, словно средневековая ведьма, - почему…
Дэвид сам того не ведая отзеркалил его положение, вцепляясь зубами в пальцы левой руки, и отчаянно барабаня пальцами правой руки по рулевому колесу.
- Почему ты не сказал мне…почему не…попытался объяснить? – Биллу еще никогда в жизни не давались так тяжело слова.
- Я,…я…думаю. Думал. Ты. Меня не простишь, - да и Дэвиду было не легче, - не так важно что бы я мог тебе сказать, я никогда не верил в то, что ты бы мог меня простить, - голос его так предательски дрожал, что слеза скатившаяся по щеке точно не имела ни малейшего значения. Билл итак прекрасно понял что он чувствует.
То, что произошло дальше Дэвид точно мог бы вспоминать как величайший шок в своей жизни. Билл молча накрыл его руку своей рукой. Прохладная кожа ее еще никогда в жизни не казалась Дэвиду такой нестерпимо горячей. Билл накрыл пальцами его руку на рулевом колесе и сжал ее. От всей души, сильно и жарко сжал.
Дэвид замер, открывши рот, впервые за последние шесть или блин, сколько там месяцев прошло, позволив своей душе поселить в себе несмелые и трепетные ростки надежды.
- Я…уже…простил, - тихо сказал Билл.
Неизвестно откуда черпая свои нечеловеческие силы ураган по имени Дэвид смял под собой Билла с воплем выдирая ремень безопасности из замка, причем вопли были и Билловские тоже, и преимущественно были матерными убедительными просьбами его не задушить на хуй, ненароком, до тех пор пока Дэвид не закрыл ему рот своим ртом, обжигаясь и воя ощущением сладких губ и языка. Подминая под себя его тело, хвост из дредов смягчил тупой удар затылком об выступающую часть дверцы, когда Дэвид стаскивал Билла на сиденье вниз, впрочем, Билл этого и не заметил. Левую ногу он подогнул под себя, не то что бы было удобно, а даже больно, под весом Билла и ручник упирался в спину, но что он мог сделать с энергией Дэвида сейчас? Ничего. Кроме того, чтобы недолго думая, не забросить на широкую и низкую приборную панель спортивной машины Дэвида свою правую ногу.
Дэвид целовал его. Лихорадочно и жадно, теплыми сильными губами лаская подбородок, щеки и лоб, виски, дрожащие ресницы, как он сам стоял это было неописуемо, одной ногой на полу машины на колене, вторую отчаянно пытаясь пристроить на сиденье так, чтобы Билл не ныл протестующее и не орал на него, что он ему ногу сломает своим лошадиным весом, и что ему сейчас этот блядский ручник жопу проткнет. Не то что бы его не заводили поцелуи Дэвида, просто надо же было как-то бороться за жизнь. Дэвид пытался ему помочь выжить, но в данном случае спрос с него был небольшой:
- Билл щас тебе кое-что посерьезнее жопу проткнет, - грубовато, но очень четко и по сути выразил свое состояние Дэвид Йост, - ручник в жопе покажется тебе детской игрушкой.
- Щас блядь, ручник отожму - наебнемся в канаву оба, - мрачно в тон ему отхабалил Билл, открывая рот навстречу очередному глубокому и отчаянному поцелую.
- Аааа, - простонал Дэвид, - я тебя люблю, - сказал он, и они замолчали на долгое время, отчаянно сопя и стараясь уместиться на сидении вдвоем, друг на друге, возясь и мокро чмокая губами о губы друг друга. Дэвид с ума сходил от нежности и возбуждения, наконец его осенило как улечься на Билле. Он оперся на руки, выпрямляя их, согнувшись в низком салоне своего Ауди, коленкой раздвигая ноги Биллу шире, заставляя его согнуть придавленную им конечность в колене и поставить на свое сиденье. Черт и чего он сразу-то не мог сообразить. Он радостно опустился на Билла сверху сладострастно упираясь пахом ему в пах.
- О-о-о…ого… - сказал Билл, ухмыляясь, мгновенно подхватывая мужчину под задницу и вжимая в себя сильнее, - Дэ-э-эвид….
- Да, Билл, да, драгоценный мой…. это я так рад тебя видеть! – быстро отрапортовал Дэвид. Он не стал дожидаться традиционной шутки. Билл быстро расстегнул ремень Дэвида и сунул прохладную ладошку ему в штаны.
- Ммм…я и забыл какой он у тебя огромный, - промурлыкал Билл обхватывая возбужденный член Дэвида ладонью.
- Я бы сделал бы так, чтобы ты его дня три бы не забыл, милый, - это было охуенно приятно и хотелось кричать, но смущало другое, - но к счастью для тебя, и к сожалению для меня, у тебя не стоит.
Билл широко улыбнулся во все тридцать два зуба.
- Ми-лый, - четко зная что он делает, медленно с расстановкой, немного сквозь зубы, потому что он не переставал улыбаться, и не переставал при этом сжимать хуй Дэвида, проговорил Билл, - Только что, Том меня сорок пять минут ебал, на заднем сиденье моего же собственного джипа…
- Так все-таки это был Том, - уточнил Дэвид.
- Что я хуй родного брата не узнаю? – лениво переспросил Билл, перехватывая руку так, чтобы ему было удобнее дрочить член Дэвида.
- Интересная мысль, - сказал Дэвид, уже несколько задыхаясь, движения руки Билла были невыразимо приятны, - надо будет подговорить Тома проверить как-нибудь… так сказать… экспериментально. Боюсь только, что если ты его не узнаешь, тебе придется тяжело…может быть даже… больно. Месть его будет страшна! – ухмыльнулся Дэвид. Ухмылку его усилили наркомански расширившиеся при мысли о сексе зрачки Билла:
- А что… - начал Билл облизнувшись, дыхание у него слегка сбивалось, - что…сделаешь… ты…если я….не узнаю… тебя…твой?
- Ничего, - серьезно нахмурился Дэвид.
- Ничего? – Дэвид чуть не кончил от искренней обиды и разочарования прозвучавшего в голосе Билла. Это было бесценно.
- Конечно, милый, - голос Дэвида был сама доброта, когда он шептал это Биллу, успокаивающе поглаживая его по бедру, - не волнуйся, я ничего тебе не сделаю,- правда Биллу почему-то не становилось спокойнее от его мягкого голоса и настойчивых поглаживаний, становилось все беспокойнее. Если можно так выразиться, сердце, по крайней мере, стало биться вдвое чаще, - ничего-ничего,… просто помогу тебе…запомнить его…весь…каждую венку, бугорок и впадинку, вот пока не запомнишь…буду…помогать.
Мозг Билла не зафиксировал тот момент, когда его рука соскользнула с крепкого члена Дэвида и подхватила себя чуть снизу за то же самое место, сжимая через штаны, отвечая посильно на давление, происходящее изнутри этих самых штанов. Слова Дэвида и ощущение чужой каменной мужской твердости под нежной кожей в руке, слишком сильно действовали на его подсознание, чтобы он смог сообразить раньше чем он схватил себя за член.
Мозг Дэвида, впрочем, не смотря на возбуждение, а скорее всего именно благодаря ему, движение руки Билла как раз таки просек и зафиксировал. Зафиксировал на месте своей собственной рукой, возложив ее сверху на руку Билла и побуждая ее задвигаться, Билла выгнуться, выдохнуть судорожно, запрокидывая голову. Зажигание пошло.
- Не на-а-адо, - жалостно прошептал Билл.
- С чего это вдруг? – удивился Дэвид.
- Дэвид, я нахуй заебался уже ебаться в машине как блядь с дальнобойщиками, я забываю кем я работаю…
- А кем ты работаешь? – спросил Дэвид.
- Сука, - мрачно процедил Билл.
- Компенсировать тебе разницу в зарплате? – очень тихо но очень отчетливо поинтересовался Дэвид, в принципе, отдавая себе отчет, что сейчас будет, потому на всякий случай сжимая ногу Билла за бедро так, чтобы тот ненароком его не лягнул в жизненноважные места за хамство. Дэвид правда чуть не обосрался только глянув Биллу в лицо. Оно его напугало. Прямо поперек лица Билла было написано, Дэвид, тебе пиздец пришел. Что за черт его дернул так тупо шутить сразу прямо сегодня? Как ни странно, его спас…Том. В воцарившейся в салоне Ауди тишине яростно и требовательно зазвонил телефон Билла. Билл нажал кнопку ответить и все на что его хватило было презрительное:
- К-а-з-зел, - брошенное Дэвиду.
Грубая фамильярность Билла подсказала вздохнувшему с облегчением Дэвиду что не все так плохо.
- Да, Том. Мы рядом. Мы едем Том. Том, не волнуйся, все в порядке. Том, я сказал, все в порядке, мы скоро будем. Блин, чего ты такой заведенный-то?! Ничего не случилось. Ну откуда я знаю, чего мы так долго, ну не знаю…пробки… Я не пизжу, Том. Нет. Сказал не пизжу, значит не пизжу. Ладно, пизжу. Мы разговаривали с Дэвидом. Разговариваем то есть... Нет, блядь, я не ебусь с Дэвидом, - краска бросилась в лицо Биллу, оставалось только догадываться что по этому поводу сказал ему Том, он отнял трубку от уха, - Дэвид, скажи Тому, что я с тобой не ебусь?
- Том, - Дэвид откашлялся чтобы голос звучал позначительней, - Билл со мной не ебется. Нет. Нет, я не сказал бы что я не настаивал, но он мне не дал, - Дэвид высокоинтеллектуально показал возмущенному Биллу язык. Теперь его уже просто разбирал смех. Он не знал, что делать, наверное, это была истерика, и нервы от всего пережитого, но анекдотичность сложившейся ситуации она просто раздирала ему мозг изнутри. Он начал ржать. Прямо в телефонную трубку, он уже ничего не мог сказать возмущенному Тому, ворчащему на него в трубку.
Билл вначале мрачно смотрел на Дэвида, потом тоже не выдержал, схватил руками коленку, прижимая немного смущенно к груди, сел на сиденье и ухмыляясь. Это на самом деле не то чтобы было смешно, хотя конечно смешно, но более всего иной тому было ощущение внезапно свалившейся горы с плеч. И звонок Тома такой знакомый и обыденный в его ворчании и наездах внезапно дал им обоим понять, что все что происходило до того – реально. До того их обоих несло на гребне чувств, они вряд ли соображали что-то…а тут поняли что это правда и… смутились как-то оба. Мгновенно. Словно были друг с другом в первый раз.
- Том, милый, не нервничай, у нас был действительно важный разговор. Да, вопрос жизни и смерти. Я не шучу, - серьезно сказал Дэвид, - Спасибо за понимание, Том. Мы скоро будем.
Дэвид уселся на сиденье, не глядя протягивая мобильник Биллу. Том уже отключился. А Дэвид сидел и смотрел на дорогу в счастливой прострации, чувствуя что тонет в облаках сладкой ваты, как в детстве.
Билл сидел рядом и деловито поправлял хуй в штанах. Вот был у него вкус к романтизму, с самого рождения, вероятно.
- Дэвид, - наконец удостоверившись что он лежит достаточно красиво и под нужным углом, позвал он.
- Надо ехать, милый, - сказал Дэвид.
- Угу, - сказал Билл, - подожди.
Дэвид испуганно глянул на Билла:
- Что еще?
- Закрой глаза, - тихо попросил Билл.
- Я не смогу вести с закрытыми глазами, - попытался отшутиться Дэвид.
- Хватит, Дэвид. Хватит. Замолчи, - попросил Билл. Но не грубо. Мягко так. Эротично даже, с таким придыханием что снова засвербило в яйцах, Дэвид задохнулся, откинул голову назад на подголовник, и закрыл глаза.
Прохладные ладони Билла подхватили его лицо, и он быстро и остро, словно кусая, хотя не было в поцелуе зубов, впился губами в губы Дэвида. Не с эротической, впрочем целью, нет, он словно признавался ему без слов в чем-то. В том что ему было плохо без него, что он скучал, что все это раздирало ему сердце на части. И это шокировало едва ли не больше чем «Уже простил», Дэвид наверное до этого самого болезненного и ударяющего током быстрого поцелуя и не знал, насколько Биллу не все равно.
Билл еще был слишком молод, чтобы выразить это в словах, но не выразить это он не мог. Дэвид задохнулся от чувств, и лишь задержал его руку на секунду в своей, когда Билл выпрямился чтобы сесть ровно. Тоже без слов, а какие могли быть тут слова, Дэвид просто прижал его тонкие пальцы к своим губам, молча благодаря за откровенность. Билл дернулся, словно его обожгло этим поцелуем, удивительным образом смутившись. Он снова забился в угол, едва не втерся в дверцу машины, пока они ехали до студии. Поглядывал иногда, впрочем на Дэвида, Дэвид наблюдал за ним, искоса, но ничего не говорил и не вылезал из своего угла. Только когда они остановились, и Дэвид помог ему снова отстегнуть ремень безопасности, потому что руки у Билла теперь дрожали ровно так же как у него, когда они только отъехали от дома близнецов.
- Черт, Дэвид…это что, это правда любовь что ли? – спросил он, заставляя в сотый за сегодня раз Дэвида захотеть вообще заблокировать его ремень, обнять, прижать к себе и никогда не отпускать.
Дэвид с трудом проглотил комок образовавшийся в горле. Он прижал палец к губам, словно призывая Билла говорить тише, словно их кто-то мог бы услышать:
- А теперь помолчи, - сказал он.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

№47

я обещал сделать пост о друзьях....
блин,вечно все делаю в последний момент!

ладно....крис знаешь?

знаешь.
о сестре я молчу.
вова с женей уже были, помнишь?
хорошие парни))))
вот вова.
тихий забитый, но временами яркий и веселый.
никогда в жизни не было девушки, подозреваю что гей хД

с одноклассницей ириной
тут он с женей шмаковым. о нем самом ниже
я сам их фоткал

вот женя...неформал, в прошлом панк.в будущем я чувствую эмо потому что ноет и хнычет
очень любит искать у кого нить защиты хД скажет че нить обидное крис и прячется за мной
или наоборот,мне че нить не так скажет и бегом прятаться за крис хД
абсолютно без крыши, но очень милый и добрый


вот юля киреева. я познакомился с ней первой. так и пошло. общаюсь с ней больше всех остальных, сидим с ней на практике всегда. ей я про тебя больше всех затираю хД


слева таня, справа юля кочеткова(у нас 4юли и 3лены в группе)
они из моей бригады и я тоже с ними наиболее часто общаюсь.мы банда епт!

вот девчонка с которой я сижу на теории. до мозга костей анимешница, но мне по фиг
она оч плохо учится, но она часто прикрывает меня пока я списываю своей спиной.
как я себе спишу, я помогаю ей и она получает даже четверки иногда хД
так ничего....хорошая девочка))

мой любимый племянник которого я почему то зову братом. ярослав))

троюродная сестра крис - аня. мы дружим, она оч веселая, слушает и любит то же самое что и мы все
кроме того она очень красивая и позитивная. приятно когда приходит к крис в гости


вот мы все - я, крис, аня, лена, лера и саша учились вместе.так и держимся вместе
по крайней мере стараемся
глазкова аня.

лена суровцева(ужасное фото, в жизни симпатичнее)

лера климакова.та самая медалистка, с лысым котом, шлюха и с татуировкой "звезда билла" на шее

саша прозорова
тут она посередине между леной и аней.новый год

---

№46

мое хренотворчество хД
я не рисовал несколько лет, а рисунки ротовой полости, матки и яичников в разрезе, тонкого кишечника и печени не считаются...
так вот. рисовал под музыку нойза, очень понравился сам процесс, как сказал только что в аське,я хочу еще попробовать.

смотри)))они в оригинальном размере, я не уменьшал

итак.
рисовать начал с билла.
не знал какой рот ему нарисовать,закрытый или открытый?
по фиг, все равно он на билла даже не похож хД
вот тут оба варианта,но я оставил открытый


я планировал что бу будет полностью спиной ко мне,но получилось боком.
ну и ладно, смысл я думаю понятен)))
хотелось бы еще шелковых скомканых простыней, но сидеть вырисовывать, так же как в случае с дредами мне было в лом.
короче смотри что получилось и смейся:

---

№45

мусорка)))
нажми и увеличится)

копаться в мусорке здесь

ламберт с бородой!
игра найди крис посередине между организаторами концерта группы китай,кучкой фанаток и самой группой китай
ох не нарадуюсь.....вылитый ягами лайт
я это все проходил на биологии хД формулы верные
классно хД
жорик шикарен....
я тащусь от леди
слева у мужика костюм прикольный хД
как ей не повезло.....
парень ксении викторовны.до нее ипосе. ублюдок недоделанный. этот саша живет у нее,жрет,спит и трахается просто так
красиво и очень естественно на мой взгляд
малыши...
показывал, не?




нравится....

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра